— Саша, — отозвалась она.
— Гай, — позвала Саша.
— Что?
— А от чего ты спасаешь Гая? И почему так долго? Или ты видишь больше, чем на два шага вперед?
Гай рассмеялся.
— Гая я ни от чего не спасаю. Гай — мое настоящее имя.
— Так ты сейчас настоящий? — с надеждой спросила Саша. — Как и я?
— Тебе нужно доказательство? — усмехнулся он, опуская ей руки на бедра и уверенно поглаживая их.
— Нужно, — выдохнула Саша, устремляясь к его губам, таким надежным и притягательным.
— Ты его получишь, — прошептал он, расстегивая молнию на ее джинсах и опуская ее на кровать.
— Гай, — произнесла Саша, повернув к нему голову на кровати, — но если ты настоящий, то что происходит с твоим телом, когда ты перемещаешься в другого человека?
— А с твоим? — вопросом на вопрос ответил он.
— Хм, — задумалась Саша, — оно спит? Но как же тогда время?
— Время — очень относительная величина, особенно в бестелесном состоянии, — ответил Гай, переворачиваясь на бок и поглаживая ее по бедру. — Можно сказать, что мы видим на шаг вперед, и перемещаемся на шаг назад.
— То есть мы вселяемся в человека в прошлом? Тогда что мешает еще раз вернуться в прошлое, если попытка спасения не удалась?
— Есть только один шанс все исправить. Этот как нырок на задержке дыхания. Причем, воздух в легкие набирает сам человек. Этого хватает всего лишь на одну попытку.
— Странная и удивительная штука, — заметила Саша и, сев на кровати, потянулась за таблетками к своей сумочке.
— Что пьешь? — поинтересовался Гай.
— Витамины, весна — сам понимаешь, — пожала плечами девушка. — А у меня вообще иммунитет слабый, часто температура немного повышена.
— Для нас это норма, — рассмеялся он, отнимая у нее из руки таблетки и отправляя их обратно в сумочку.
— Что еще мне следует знать? — сердито спросила Саша.
— У реберфов бывают дети, — подмигнул он ей, и Саша тут же смутилась, не смотря на то, что они недавно вытворяли в постели.
— Ты ведь предохранялся, — заметила она.
— Как всегда, — пожал он плечами, откидываясь на подушку и подкладывая руки под голову.
— Или они могут образовываться от нематериального слияния? — уточнила Саша, и Гай откровенно затрясся от смеха.
— Это не смешно! — пнула его Саша. — Я ведь ничего не знаю. И никого не знаю, кроме тебя.
— А вот этому лучше так и оставаться, как есть, — заметил он, став серьезным.
— Но что, если я встречу другого реберфа?
— Не все реберфы знают друг друга. Просто не давай понять, кто ты. Не откровенничай, не болтай лишнего.
— То есть я теперь по жизни должна ко всем относиться с подозрительностью. А что, если я снова в кого-то провалюсь и убью его? Прости, не спасу. А тебе не кажется, что, может, мне было бы все же лучше обучиться и стать полноценным членом нашего общества?
— Нет.
— Нет и все? — удивилась Саша, но Гай больше не собирался ничего говорить. Похоже, он боялся за нее, а Саша своей болтовней пугала его еще сильнее.
— Гай, за тобой следят, — решила она его предупредить.
— Да, я знаю, — спокойно произнес он, подымаясь и начиная одеваться.
— И так спокойно к этому относишься? Гай, они думают, что мы убийцы.
— Это их право, — казалось, его вовсе не беспокоила сложившаяся ситуация.
— Но ведь это опасно, они у тебя на хвосте. Тебе нужно исчезнуть.
— Всему свое время, — произнес Гай, а потом пристально взглянул на Сашу. — Ты больше не видела моей мамы?
Саша вздрогнула, вспомнив странную женщину-призрака, и покачала головой.
— Нет, я думала, что могу видеть только во сне… Ну, только когда нахожусь внутри кого-то, — исправилась она.
— Не думаю, — сказал Гай.
— Гай, — еще одна мысль посетила Сашину голову, — ты сказал, что я дикарка? А каким образом получаются дикари? Почему обо мне никто не знал? Как так вышло?
— Ты задаешь столько вопросов, — устало покачал он головой, а затем вновь присел не край кровати. — К слову о реберфах и детях. Мы не размножаемся бесконтрольно. Потому что любая бесконтрольность способна породить хаос и злоупотребления.
— Ты намекаешь на то, что я — незапланированный ребенок, скрытый от системы?
— Видишь, ты сама все отлично понимаешь.
— Но почему моя мать умерла сразу после родов? Или ее убили? — в ужасе спросила Саша, думая о системе.
— Ее не убивали, просто реберф, бывший в ней, так и не смог ее спасти.
— Может, ему просто следовало не дать ей забеременеть?
Гай тяжело вздохнул и повернулся к Саше.
— Он дал ей забеременеть, решив таким образом спасти.
— Ого, — только и произнесла Саша, прокручивая в голове всю эту безумную ситуацию. — Так моя мать, по сути, — это реберф? А вовсе не та женщина, о которой я думала?
— Да, — отозвался Гай, но Саше не очень понравилось выражение его лица.
— Гай, — потянула она его за руку, — чего ты не договариваешь?
— В твоей матери десять месяцев находился Тинни-Винни.
— Странное имя для женщины, — протянула Саша.
— Он и не был никогда женщиной, — отозвался Гай, и пальцы Саши крепче вцепились в его руку.
— Мужчина?
— Мужчиной его тоже можно назвать с трудом. Тинни — не равнодушен к своему же полу.
— О, — только и смогла выговорить Саша, пытаясь переварить то, что только что узнала. Сказанное означало, что она была ребенком реберфа нестандартной ориентации по кличке Тинни-Винни и неизвестного мужчины.
— Я до сих пор не знаю, кто был моим отцом, — проговорила Саша. — Моя приемная мама, когда сердится, всегда любит говорить, что яблочко от яблоньки недалеко падает.
— Кто твой отец — никто не знает, — произнес Гай, — за исключением Тинни-Винни, но его уже много лет никто не видел. После того провала он исчез. Не знаю, возможно, не мог смириться с мыслью о поражении, или боялся сознаться в том, что создал еще одного реберфа.
— Но это же было так жестоко: бросить меня на произвол судьбы, даже не рассказав мне, кто я есть. А если бы меня нашли остальные? Я имею в виду, не ты?
Они оба молчали какое-то время. Вопрос был скорее риторическим.
— А твоя мать не выдаст меня? — заволновалась Саша.
— Ее никто не видит, кроме тебя, — произнес Гай.
— А что с ней случилось?
— Умерла, — он отвернулся, и Саша поняла, что Гай не хочет говорить на эту тему.
— А мой отец — он был человеком или реберфом?
В ответ Гай лишь неопределенно пожал плечами. Хотя Саша вновь ощущала какую-то недосказанность с его стороны, она больше не стала допрашивать, потому что понимала, что некоторые воспоминания для него болезненны, и, в конце концов, он достаточно сделал для нее, чтобы она могла не требовать от него всех ответов сразу.
