С первой встречи у меня появилась надежда в скором времени покинуть лечебницу. Прошло две недели, и я решилась на этот разговор. Мартин предложил мне присесть к столу.
— Иванна, чай будешь? — Не дожидаясь ответа, врач достал из шкафа чашку и поставил рядом со своей. — Какой тебе — черный или зеленый?
А меня накрыл дурманящий запах свежезаваренного кофе.
— Лучше кофе.
— Кофе так кофе, хотя это не тот напиток, который следует употреблять с нейролептиками, — усмехнулся он, но отмерил мне изрядную порцию молотого кофе и залил его кипятком.
Непередаваемый аромат напитка ввел меня в состояние, близкое к блаженству, и меня охватило нетерпение — захотелось поскорее ощутить его вкус, так что я даже забыла, зачем пришла. Мартин снисходительно улыбнулся — видимо, понял мое состояние, — и все же возвратил меня с небес на землю. У него был пристальный, оценивающий взгляд любителя женщин, героя-любовника, и это меня волновало.
— Ты в гости или по делу?
Решила сразу взять быка за рога, ведь прямые вопросы требуют таких же прямых ответов.
— Хотела узнать, как долго мне еще здесь находиться. Думаю, вы убедились, что я психически здорова и нейролептики мне скорее вредят, чем приносят пользу.
— Почему же тогда я не отменил их? — Уголки губ у него дернулись, и улыбка стала ироничной.
— Не исключено, что на вас оказывают давление, требуют меня здесь придержать. Я права?
— Ты считаешь, что полностью здорова и тебя необходимо выписать?
— В этом у меня нет сомнений.
— А у меня есть.
— Я вам уже рассказывала, что нервный срыв, ставший поводом поместить меня в психиатрическую больницу, был спровоцирован каким-то препаратом.
— Тебе его подсыпали в кофе, после чего ты стала неадекватно себя вести.
— Точно! Это был единственный раз, ни до того, ни в больнице со мной такого не происходило.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно.
Врач встал и достал из шкафа пухлую папку. Я напряглась, успев заметить, что это моя история болезни. Открыв ее, он вынул и показал мне прошитую стопку листков.
— А как же это? Первый приступ болезни у тебя произошел весной прошлого года в Санкт-Петербурге. Тебе была оказана помощь врачом-психиатром.
— Так это же… — Я испуганно замолкла, ведь, рассказав ему, как все было, тем самым подтвердила бы свой диагноз. Несомненно, при всей неприязни ко мне Любо мог пойти на это лишь по указанию Мануеля.
— Но это было только начало. Серьезный приступ с проявлением агрессии случился у тебя, когда ты находилась в Перу, где была даже госпитализирована на несколько месяцев. Вот история твоей болезни. Испанского языка я не знаю, но тут имеется перевод резюмирующей части. Ты провела в психиатрической больнице с перерывом между двумя госпитализациями в общей сложности четыре месяца.
— Это сфабриковано! Все неправда, как и то, что касается заболевания в Санкт-Петербурге!
— Опять кто-то что-то подсыпал тебе?
— Гораздо проще: бумаги подделаны.
— Кому это надо? Ты такая важная шишка, что даже фабрикуют историю твоей болезни за границей? Поясни. — Мартин уставился на меня выжидающе, с серьезным видом, но в глубине его глаз я увидела смешинки: он не верил мне.
Мануель как следует постарался: что бы я ни говорила, это будут только мои слова против бумаг с печатями. Если бы содержащуюся в них информацию проверили, думаю, обнаружили бы, что это фальшивки.
— С чего бы частный психиатр и перуанская клиника стали пересылать сюда эти выписки? Не кажется вам это странным? Откуда такой интерес к больной? — «Неужели ему самому не показалось это подозрительным?» — подумала я.
— Обязательно спрошу у главного врача. Но, если принять во внимание пики обострения твоего заболевания и кратковременные периоды затишья, ты еще нуждаешься в лечении — непродолжительном.
— Сейчас вы со мной разговариваете, как с нормальным человеком?
— Верно, как с нормальной и очень привлекательной девушкой. Лечение пошло тебе на пользу, немного побудешь у нас и вернешься к полноценной жизни. Но, — он развел руками, — обязательно будешь наблюдаться в психоневрологическом диспансере.
— Хорошо, пусть будет так. Когда я смогу покинуть больницу?
— Это не только от меня зависит. Этот вопрос я уже ставил на специальной комиссии, но мне порекомендовали повременить.
— Можно посмотреть, что обо мне написано? Испанским я владею прилично.
Когда я протянула руку к истории болезни, Мартин отодвинул папку подальше от меня.
— Охотно верю, ведь в перуанской больнице ты провела несколько месяцев.
— Кроме испанского я знаю итальянский, английский, польский и латынь.
— Надеюсь, ты не наделаешь глупостей и воспримешь написанное адекватно. У тебя две минуты на ознакомление. — Мартин придвинул ко мне выписку из истории болезни на испанском.
Из нее следовало, что я была госпитализирована с острым приступом агрессивной паранойи и пребывала в невменяемом состоянии несколько дней. Лечение проводилось на протяжении двух месяцев. Через полтора месяца после выписки — рецидив болезни и двухмесячное лечение, которое не помогло побороть возникшую амнезию. Даже прилагались копия договора между лечебницей и компанией с незнакомым названием на оказание мне медицинских услуг и копии счетов, свидетельствующие о том, что мое лечение обошлось в кругленькую сумму. Формально комар носа не подточит. Чтобы все это опровергнуть, требуется слетать за океан, в ту больницу, чего, конечно же, никто делать не будет. Все как в том анекдоте: если трое говорят, что четвертый пьян, то ему остается только пойти лечь спать.
— Судя по твоему виду, для тебя это новость. Но я не удивлен: больные с подобным диагнозом часто подвержены амнезии, которая касается отдельных событий жизни, как в твоем случае. Как правило, люди, имеющие психическое заболевание, считают, что они абсолютно здоровы. Уже одно то, что ты не помнишь о тех событиях, подтверждает диагноз.
Как бы подытоживая сказанное, Мартин весело рассмеялся и оптимистически изрек:
— Я уверен в твоем скором выздоровлении. Ты довольна?
Молча киваю и, покинув кабинет, в коридоре, по выработавшейся привычке, подхожу к зарешеченному окну. За ним властвует дурманящий свинцовый июльский зной, высушивший зеленый газон до соломенного цвета. Застывшие в безветрии листья яблонь приобрели серый мышиный цвет и свернулись в трубочку, став похожими на уродливое произведение человека, а не на чудесное творение Природы. Перегретый воздух осязаемо давит, сушит, но все же манит оказаться за пределами стен больницы. Время лености тела и души расслабления, самая ненавистная для меня в прошлом пора. Но сейчас она дразнит меня свободой, будит жгучее желание вырваться за стены больницы.
