Пожалуй, из всего сонмища любовников моей королевы с Королем Жезлов мне примириться всего легче – по крайней мере, этот порыв я могу понять.
Будь я женщиной, я наверняка соблазнился бы малахитовым блеском его очей, роковой тяжестью медных локонов и ребячливой широтой замыслов. И клиентки Алисы, обзывавшие по невежеству своих возлюбленных королей жезлов «королями бубен», всегда могли рассчитывать на мою консультацию. Увы, страсть Короля Жезлов недолговечна и подобна радости избалованного чада при виде горы новогодних подарков. Жаль только моя королева вот уже несколько сотен лет желает переоткрывать этот печальный закон природы исключительно на собственном опыте.
Когда пресытившийся Король, притворившись Шестеркой Жезлов, седлает белого коня и тайком, пока моя милая спит, обессиленная бурной ночью, уезжает на поиски непросватанных принцесс и непобежденных драконов, наступает время Короля Динариев.
Он подкупает мою королеву своим постоянством, домовитостью и практицизмом. Своей укорененностью в потоке дел и делишек. А также всем прочим, в чем он является полной противоположностью нашего рыжеволосого донжуана.
Поначалу Королеву Кубков умиляет его угрюмая неразговорчивость. Медлительность Короля Динариев она принимает за основательность. Его неспособность абстрагироваться, подняться над ситуацией и воспарить в небеса, где вольно живут белокрылые птицы идей – за глубокое понимание материального мира. Его страсть к земле, землице, она принимает за то же самое. А ведь это всего лишь пережиток крестьянского происхождения!
Начинают медленное течение их совместные дни. Он никогда не изменяет ей – здравый смысл нашептывает ему, что это глупо, имея задаром первоклассный товар, покупать на стороне такой же втридорога. Никогда не унижает ее своей холодностью – как бессердечный Король Мечей. И не требует от нее невозможного: объективности, расчета, кругозора. Что можно требовать от сундука или кровати – вещей в хозяйстве незаменимых и достаточно разумных по конструкции для своего незамысловатого предназначения? Сутками напролет Король Динариев возится с тем, что его занимает (починяет часовые механизмы и музыкальные шкатулки, перепроверяет складские книги), и много, много лет моей королеве невдомек – ее смуглокожий спутник любит не столько ее саму, сколько ее в контексте своего обширного хозяйства, как любят ажурную беседку в лиловом мареве клематисов – украшение сада, как ценят ладно сидящую на ноге пару туфель. Она не догадывается, что лучший друг Короля Динариев, его подлинное альтер эго и есть тот самый Динарий, который он приобнимает, развалившись на увитом виноградными лозами троне. Кстати, о винограде. Если бы не пьянство, будничное и неостановимое пьянство, которое хочется написать даже с большой буквы, коему предается вечерами после хлопотных дней Король Динариев, она бы никогда не набралась отваги от него уйти, ведь он такой благонамеренный, почти совсем идеальный! Но и от него весенним ручьем утекает моя королева.
И вот тогда, во всех нас разочаровавшись, она начинает глядеть в колдовской кубок. (Когда-то его преподнесла ей в подарок Верховная Жрица, подозреваю, с тайным намерением нейтрализовать опасную соперницу).
Человеческий телевизор – лишь жалкое его подобие. Миллионы любовных историй, слезливых и поучительных, пробегают живой рябью по его поверхности, все сильнее завладевая вниманием. Главное же, что роднит его с телевизором, это то, что через пятнадцать минут смотрящему уже на самом деле все равно что смотреть, лишь бы не отрываться.
Когда моя королева глядит в свой кубок, она не замечает ничего вокруг. В такие периоды лишь очень сильный хозяин колоды вроде парижского мастера парикмахерских дел Этейлы или английского поэта Йийтса может отослать ее к Заоблачным Вратам за полезными сведениями. А вот нашей Алисе это удается не всегда.
Нас же, королей, Королева Кубков просто игнорирует, как будто мы какие королишки.
Однажды, когда моя любимая смотрела в кубок восемь лет подряд, Король Мечей явился к ее трону просить прощения за все то, что… да практически за все! Но она даже бровью не повела. Взбешенный ее равнодушием Король Мечей отсек парчовый хвост ее плаща своим двуручным эспадоном.
Я же просто жду. Знаю, знаю – однажды Бог сжалится надо мной и над моей королевой и разрешит нам начать сначала.
Мы сразу узнаем о Его решении. Когда Алиса возьмется тасовать колоду, карта Королевы Кубков как бы случайно выскользнет, взмоет вверх, сделает невесомый пируэт в воздухе и, перевернувшись, втиснется в махонькую щель, где находится карта, на которой изображен ваш покорный слуга. Через мгновение мы с ней встретимся в физическом мире бумажной колоды лицом к лицу, а не лицо к рубашке, как обычно. А еще через мгновение в нашем призрачно-плоском мире сплетутся наши руки. Ударит трижды хрустальный колокол в священной роще Хозяйки. Обернутся, взглядами благословляя нас, Влюбленные, сомлевшие у Древа Познания. А миловидный юноша и прекрасная девушка с Двойки Кубков переглянутся так понимающе, снимут со своих голов розовый и лавровый венки – они подарят их нам – и заторопятся в путь, чтобы поскорее оделить нас медом бессмертия.
Тогда наступит дымчато-сизое, лазорево-золотое, сиреневое наше счастье.
Тем временем Тата, посетив смрадный тупик с мумифицировавшимся трупом добермана и погрустив в заброшенной комнате, увешанной плакатами по гражданской обороне (люди, похожие на манекенов, в деятельном ожидании «вспышки справа» и «вспышки слева»), выбралась в широкий подземный ход, пол которого был с фантасмагоричной добросовестностью устлан размокшим упаковочным картоном.
Как в подземелье попал картон, знал только пронырливый Паж Жезлов, но тогда интересоваться такой ерундой мне было недосуг, а теперь тем более. Идти по прелой бумажной квашне оказалось утомительно, то и дело Тата увязала в месиве по щиколотку. Пожалуй, если бы не чудовищная выносливость подростков, о которой молчат опытные физруки, дело могло бы кончиться по-настоящему плохо…
После получаса мучений Тате все-таки повезло выбраться в относительно чистый и сухой тоннель, который мирно следовал на север параллельно поверхности земли. Ничего забавного Тате в нем не встретилось. Казалось, с каким-то болезненным упорством законченного зануды тоннель наматывает метр за метром, ничем не впечатляя, ничего не суля.
Вот тут-то Татой наконец и овладело отчаяние.
Алое сердце Тройки Мечей, пронзенное хищными кинжалами, уронило в Океан Скорбей еще одну густую каплю.
Тата шумно зарыдала и уселась, не жалея уже ни сарафана, ни себя, на утопающий во влажной глине отломок бетонной опоры.
