– Но может, это и неплохо, как считаете? Лучше, чем убивать…
– Пойми же ты, – Петр ударил кулаком по парапету, – нет ничего более страшного, чем Вечность. Даже у самого последнего охотника из вашей стаи есть надежда. Они рыщут по этой Богом проклятой земле в надежде на то, что встретят предназначенную им Нежить и, убив ее, вырвутся из этого заклятого круга. Заметь, выбор дается только один раз, второго шанса не будет.
– Разве нельзя встретить свою нежить дважды?
– Они же не вечны. Да, они пребывают в этой оболочке сто – сто двадцать лет. Когда ты вернешься на землю еще раз, то она будет кучкой праха где-нибудь за оградой заброшенного кладбища.
– Получается жестоко – жить вечно…
– А ты что думал – в сказку попал? Или надеялся услышать, что на тебя сразу обрушится мудрость четырех прожитых жизней? Нет, память будет проявляться постепенно, но вместе с ней, придет и боль! Ужасная боль, поверь. Ты начнешь вспоминать всех, кого когда-то знал и любил, кто был рядом с тобой, кого ты хоронил своими руками.
– Нет…
– Поздно, надо было думать там, в прошлом. А сейчас нет выбора, есть только цель.
– Значит, так, Петр Васильевич…
– Ну-ну, – он выпрямился и посмотрел на меня, – с удовольствием тебя послушаю. О чем хочешь узнать?
– Говорить, в общем, не о чем, если уж так дела повернулись. Мне нужны доказательства.
– Доказательства чего? – поинтересовался мой собеседник.
– Реальности своих полномочий. Как охотника. Хочу убедиться, что это не сдвиг по фазе и не банальная шизофрения.
– Эка вы, батенька, завернули, – Петр театрально вскинул руки, – доказательства ему подавай! Какие именно? Древний манускрипт, подписанный кровью? Или, – он прищелкнул пальцами, – как же там… Я недавно в кино видел – «договор между силами света и силами тьмы»? Какие доказательства будут для тебя убедительными? Нежити в парке было мало?
– А хочешь, сейчас пулю, между глаз всажу? – тихо спросил я. – Если прахом, посреди белого дня рассыплешься – будет прекрасное доказательство. Или, судя по твоим рассказам, не вся нежить в пыль обращается? Одни змеями расползаются, а другие – так в человеческом образе и остаются… Каким образом умрешь ты, Авгур?
– Пугать изволишь, – он наклонился ко мне, – а сам не боишься?
– Не первый раз живу, – сквозь зубы процедил я. – раз так, и в пятый сюда вернусь.
С минуту мы молча смотрели друг на друга, балансируя на краю пропасти, еще шаг – и больше разговоров не будет. Такое бывает; словно два хищника сошлись на узкой дорожке и теперь оценивают степень опасности от этой встречи. Еще мгновение – и все, дальше истории не будет, она закончится там же, где и началась. Авгур был умнее меня, опытнее; он почувствовал неуправляемую силу, которую был готов выплеснуть наружу, перечеркивая нашу встречу сразу и навсегда. Поэтому он лишь грустно улыбнулся…
– Силен, бродяга, силен… И что, неужели так и сделал бы?
– А ты проверь. Не люблю играть втемную…
– Хороший охотник из тебя выйдет – со временем. Когда научишься управлять силой, яростью и злобой.
– Разве охотник имеет право на зло? Ведь он на стороне добрых сил. Или не так?
– Так-то оно так, Саша. Только есть старое выражение, «с волками жить…». Если будешь рассчитывать на доброту, то и месяца не проживешь. Нежить тоже тебя почувствовала – после того, как перстень нашел хозяина. Они сейчас на тебя такую охоту могут устроить – не обрадуешься, а опыта в тебе ма-ало, – протянул он, – сгинешь ведь.
– Уже радуюсь. Главное, как все странно получается. Перстень надел – и тебя заметили. Еще несколько дней – и дичь устроит охоту на Охотника. Тот, не успев разобраться во всех тонкостях своего нового ремесла, погибает. Странно немного получается, вам не кажется?
– Ну уж как есть, не я эти правила придумал. Есть безопасные места на Земле, для таких, как ты. Можно отсидеться, раны зализать.
– Храмы? Или еще проще – податься в монастырь?
– Нет, – он грустно покачал головой. – Как бы это ни удивительно не звучало – нет. Что такое церковь? Место, где люди пытаются общаться с Богом. В церковь когда приходят? Когда уж совсем невмоготу от забот становится. Редкость, когда кто-нибудь счастливый в храм заглянет, чтобы искренне сказать: «спасибо тебе, Господи!». Поэтому аура у таких мест нехорошая, тяжелая, а люди все несут и несут, свои отрицательные эмоции, молитвы читают… Что такое молитва? Не более чем одна из форм медитации, своеобразный вход в транс – вдох, выдох, вдох, выдох. И общаются как – даже не напрямую, а, как правило, выбрав посредником человека, на котором грехов больше, чем блох на шелудивой дворняге. И грехи эти тяжкие, смертные. Знаешь литовскую пословицу – собачий лай на небесах не слышен. Есть безопасные места, есть. – кивнул Авгур. – Например, твой дом, куда нежити хода нет, за одним исключением – если сам не пригласишь. Раньше было проще, – его взгляд затуманился, словно вспомнил что-то очень дорогое, но причиняющее боль, – вас в мире бродило больше, поэтому к опытному Охотнику всегда приставляли молодого, чтобы тот ума набрался и не погиб раньше времени. Сейчас времена другие; таких, как ты, мало. И не потому, что люди грешат меньше – просто убивают охотников быстрее, чем успеваете вернуться. Нежити не просто много, ее очень много.
– Если следовать вашим рассуждениям о церкви, то среди священников должно быть много Охотников. Раз уж они такие грешники, в чем я, никогда и не сомневался.
– Может, и станут – в следующей жизни. Знаю только одного святого отца, который принадлежит к твоему роду. Это ксендз Станисловас из небольшого пригородного костела. Если хочешь, скажу ему, что зайдешь. Сможешь поговорить открыто, без стеснения.
– Почему вы решили, что обращусь к нему за помощью?
– А куда тебе деваться, не в библиотеку же, право слово! Вопросов будет много, а ответы захочешь узнать, ведь спрашивать у меня не станешь.
– Так в этом уверены?
– Да. Ведь именно я передал тебе перстень, значит, толкнул в эту новую для тебя жизнь, поэтому недоверие ко мне вполне понятно. Сходи, поговори, может, и полегчает.
Вчера за несколько часов общения с Авгуром на меня свалилось такое количество информации, что всю ночь просидел на кухне, смоля одну сигарету за другой. Если бы не застреленная в парке нечисть, то, выслушал галиматью, достойную внимания психиатров, и забыл бы, самое позднее, через час. Только есть один момент – после Дубовой рощи желания смеяться у меня не возникало; до сих пор в холод бросает. С другой стороны, слепо верить тоже не хочется. Поймите, господа, я вырос в обычной советской семье и воспитан в духе «сурового материализма». Не верую ни в Бога, ни в черта, ни в международный валютный фонд; но в жизни, как и с каждым из нас, со мной случались вещи, приучившие с должным уважением относиться, к некоторым странностям мира. Что имею в виду? Да что вы как маленькие, прекрасно же понимаете, о чем разговор! Именно про то, что называется поверьями, приметами, обычаями, особенно в той части, которая полна рассказов про соприкосновение человека с потусторонними силами. Уверен, спроси вас о таких случаях – в запасе найдется не одна история, свидетелем которой являлись вы сами или ваши близкие. Это нормально, если рассматривать такие случаи, как версии с правом на жизнь. Тогда да, и поговорить есть о чем, и книжки разные вспомнить, чтобы умной цитаткой, к месту сказанной, блеснуть перед красивой собеседницей. Только вот незадача какая – то, что со мной произошло, ни в какие фантазийные рамки не укладывается. А вот в суровую, жестокую реальность – запросто! Знаете, какую? Шизофреническую.
