— Так тебе и надо — за все мерзости, которые сошли тебе с рук, потому что ты прятался за спиной папаши. — Дорис рассмеялась. — Мне плевать на него и его приспешников. А если тебе припекло, можешь тащить сюда и папочку своего, и своих дружков в любое время. Я не стану убегать и скрываться. Но учти, когда я в следующий раз увижу тут твою уродливую рябую рожу, я шкуру с тебя спущу, так и знай!
Физиономия Греко вспыхнула — еще бы, от молодой леди странно услышать столь грубые выражения, а уж когда они швыряются тебе в лицо…
— Сука, ты и верно чертовски хороша…
Меж тем правая рука мужчины потянулась к пистолету. Черная молния снова расколола напоенный солнцем воздух — и оружие полетело в кусты, растущие за спиной Греко. А ведь ему, чтобы выхватить десятизарядник, обычно требовалось не более половины секунды.
— В следующий раз в полет отправится твой нос… или ухо.
Ума Греко хватило на то, чтобы сообразить, что слова девушки не пустая угроза. Прикусив язык, гость стремительно покинул ферму, попутно потирая то запястье, то седалище.
— Этот навозный жук ничто без своего папаши, — презрительно бросила Дорис, повернулась — и оцепенела.
В дверях, одетый в пижаму, но с лазерной винтовкой в руках, застыл Дэн. В больших круглых глазах мальчика кипели слезы.
— Дэн, ты… ты все слышал?
Паренек механически кивнул. Греко стоял лицом к дому, но о Дэне не упоминал — мальчик, должно быть, караулил за дверью.
— Сестренка, тебя действительно укусил аристократ?
Вся жизнь парнишки прошла в этих диких местах, и он прекрасно знал, какова судьба несчастных с метиной дьявольского поцелуя на горле.
Юная красавица, только что с помощью кнута выпроводившая бугая вдвое выше и толще себя, стояла, как пригвожденная, не в силах вымолвить и слова.
— Нет, не может быть! — Мальчик вдруг кинулся к сестре и крепко обнял ее. Грусть и тревога, с которыми он безуспешно сражался, выплеснулись наружу в потоке горячих слез. — Только не ты, только не тебя! Я останусь совсем один… Нет, не может быть!
Он не желал, чтобы услышанное было правдой, но понимал, что тут ничего не поделаешь, и беспомощность лишь усиливала горе.
— Все в порядке, — выдавила Дорис, похлопывая братишку по плечику. Она тоже боролась со слезами. — Никакой паршивый аристократишка меня не кусал. А то, что у меня на шее, так это дело клопов. Я прятала следы, чтобы не расстраивать тебя.
Словно луч света озарил зареванную мордашку.
— Правда? Нет, правда?
— Угу.
Вот и все, что потребовалось, чтобы успокоить паренька, — настроение Дэна изменилось мгновенно и на все сто, таким уж он обладал характером.
— А что нам делать, если народ в городе поверит вракам Греко и ломанется сюда?
— Ты же знаешь, драться я умею. К тому же здесь ты…
— И Ди!
Лицо девушки омрачилось. Вот вам разница между тем, кто осведомлен, как работают охотники, и тем, кто еще не в курсе. Хотя мальчика же не поставили в известность, что Ди — охотник.
— Побегу спрошу его!
— Дэн…
Но остановить брата Дорис не успела — паренек уже умчался в гостиную. Девушка бросилась за ним — и вновь опоздала.
Дэн уже обращался к молодому человеку на софе, обращался абсолютно доверительным тоном:
— Типчик, только что улепетнувший отсюда, пытается уговорить мою сестру выйти за него и грозит, что иначе раззвонит о ней гадость, самую гнусную ложь! Он вернется с кучей народа из города, точно говорю. И они заберут сестренку. Пожалуйста, спаси ее, Ди.
Представив неизбежный ответ, Дорис невольно зажмурилась. Проблема даже не в самом ответе, а в эффекте, который он произведет. Холодный, твердый отказ оставит в хрупком сердце мальчика глубокую рану — возможно, незаживающую.
Но охотник на вампиров сказал:
— Предоставь это мне. Никто и пальцем не прикоснется к твоей сестре, я не позволю.
— Отлично!
Лицо мальчишки засияло, что солнечное утречко.
Тогда заговорила Дорис, стоявшая за спиной брата:
— Завтрак скоро будет готов. А перед едой, Дэн, проверь-ка терморегуляторы в парниках.
Парнишка живо кинулся выполнять поручение. Едва он исчез из виду, Дорис повернулась к лежащему ничком Ди:
— Спасибо. Мне известен железный закон охотников: они и пальцем не пошевелят, если дело не касается их непосредственного объекта преследования. Я не в том положении, чтобы выражать недовольство. А ты отказал, но при этом не сделал ребенку больно… и, похоже, он любит тебя как старшего брата.
— И все же я отказал.
— Знаю. Помимо твоей работы, я не вправе просить большего — но спасибо за те слова, что ты сказал Дэну и как ты их сказал. Со своими проблемами я справлюсь сама. И чем скорее ты сделаешь свое дело, тем лучше.
— Точно.
Голос Ди звучал как обычно, бесстрастно и мучительно сухо. И удивляться тут было нечему.
Как и следовало ожидать, «компания» прибыла именно тогда, когда наша троица заканчивала свой исключительный завтрак. Исключительным его делало то, что Ди съел вдвое меньше юного Дэна. Меню состояло из ветчины и яичницы колоссальных размеров — яичницы из яиц несушек-мутантов, около полуметра в диаметре, уложенной на дюймовый ломоть бледной домашней свининки, — а также черного, с пылу с жару, хлеба и виноградного (сорта «Гаргантюа», выведенного непосредственно на ферме) сока. Естественно, свежевыжатого: сок одной виноградины едва поместился в три больших стакана. И это только основные блюда; еще имелись большущая миска салата и целый чайник ароматного травяного чая. Только такая ферма, как у Лэнгов, могла предложить столь богатое меню. Одной лишь свежести продуктов было бы достаточно, чтобы человек средних аппетитов с удовольствием уплел вторую, а то и третью порцию. Бодрящее утреннее солнышко и гигантские букеты лаванды, украшающие стол, как неотъемлемая часть сокровенного ритуала, придавали всем собравшимся за завтраком сил, столь необходимых для жизни в землях Фронтира.
Несмотря на это, Ди довольно быстро отложил вилку и нож, после чего удалился в дальнюю комнату, что наконец-то показала ему Дорис.
— Странно. Может, ему нездоровится?
— Да, наверное…
И хотя Дорис делала вид, что все в порядке, она живо представила, как Ди в спальне поглощает свой собственный — особый! — завтрак, и ей стало дурно.
— И ты, сестренка? Да что ж такое? Понимаю, он тебе нравится и все такое, но не вздумай заболеть только потому, что ему худо!
Дорис едва не набросилась на братца с кулаками — а не дразнись, не дразнись! — но вдруг напряженно замерла.
Где-то неподалеку грохотали копыта. Очень много копыт. И звук приближался.
