— Не буду я задаром свою кровь проливать, — заявил докторам Тюленев.
Доподлинно было известно лишь одно — своим исследованием он отрабатывает нехилый грант Русской Православной Церкви. А еще злые языки поговаривали, что Хрен неспроста так часто околачивается в здании администрации Мудрова. Что он туда ходит на всех стучать.
Можете представить состояние Масякина. Он был убежден, что денно и нощно на него собирается компромат. Чтобы выгнать из Мудрова с таким скандалом, после которого в приличные места не берут. После этого только вместе с Валей работать в путяге психологом. Рассказывать балбесам о влиянии Микки-Мауса на психику, успевая уворачиваться от жеваной бумаги.
Что связывало Цой и Хрена, кроме их обоюдной внешней непривлекательности, Масякин не мог разгадать, хоть и наблюдал их чаще всех прочих жителей Мудрова. В интимную связь между двумя столь некрасивыми людьми он не верил.
К нему все еще подходили особо пытливые коллеги: «Ну, чего, разузнал, чего эти уроды задумали? А то ходит этот, с глазами — какашками хомячков и сует всюду свою брюкву». «Глухо», — тоскливо отвечал Масякин.
Тему своих исследований Цой тоже держала в секрете, но все равно не таком строгом, как у Тюленева. Из достоверных источников стало известно, что она занимается разработкой альтернативных видов топлива, с использованием растительных экстрактов.
Узнав об этом, Масякин завис. Раньше Цой занималась почерковедением, а также связью почерка с сознанием человека, и была в этом крупнейшим специалистом в стране. Если бы кардинально поменять научную тему было так просто, — сам бы занялся актуальными разработками искусственного интеллекта.
Во время учебы в магистратуре, а после и в аспирантуре, Масякин с Валей были близкими друзьями. А уж сколько водки с винищем выжрали за время учебы... Однажды имели опыт группового секса с однокурсницей Оксаной, после которого муторно лечились антибиотиками. Этот опыт, со всеми вытекающими, их очень сблизил и сделал на какое - то время почти братьями.
Они и сейчас общались каждые два-три дня, в социальных сетях и по скайпу. Естественно, Масякин поведал товарищу о Цой, престижной лаборатории, пополняемом баре и тревожных снах. Валя прокомментировал только лабораторию, а про Цой вообще сделал вид, что не заметил (и Масякин знал, почему, вернее, думал, что знал).
По поводу снов попросил Масякина, насколько это возможно, постараться запомнить, о чем ему говорит девица. А не только на грудь ее пялиться. Масякин честно пытался, только так ничего, кроме сисек, и не запомнил.
Где-то спустя неделю Валя написал другу, чтобы тот попробовал переселиться от этой выдры. И что сам он скоро прибудет в компании трех прикольных ПТУшников, своих воспитанников. Лучше всего, если Масякин пробьет для них официальное приглашение на экскурсию по Мудрову, — так они сэкономят деньги, и вообще проблем будет меньше. И что все это очень важно, но подробности он расскажет ему при встрече. Масякин и сам подумывал о переезде в подземную лабораторию, а тут еще это, так что ускорился.
На одном подземном этаже с Масякиным располагалось еще две лаборатории. В самой большой из них засела бригада ученых, работавших над таблетками для похудения. Свой проект они сначала хотели продать «Гербалайфу».
Но когда узнали, что фирма покупает его только затем, чтобы похоронить, передумали. И решили похоронить вместо этого «Гербалайф». Так что у отечественных ученых тоже есть гордость, с которой нужно считаться. После выпуска волшебных таблеток зарубежную компанию по всем прогнозам ждало разорение.
Все у них шло зашибись, и они даже приступили было к эксперименту над людьми, но тут стряслась беда.
Отборные стопятидесятикилограммовые подопытные толстяки действительно похудели, причем в крайне короткий срок. И стали весить в среднем килограммов семьдесят-восемьдесят. Что было уже совсем триумфально и в пределах нормы. По этому поводу устроили грандиозную пьянку.
Масякин на ней сильно перебрал и трогательно уснул в туалете, в обнимку с унитазом. Спящего сфотографировали, и фотография эта стала хитом в местной сети. Потом она просочилась в СМИ, и чуть не разразился скандал на государственном уровне, подогреваемый радиостанцией «Эхо Москвы».
Вот, говорили ведущие политических обзоров, полюбуйтесь, чем ученые в Мудрове занимаются вместо того, чтобы изобретать. Масякина, возможно, уволили бы к чертям, но с затылка его никто не узнавал, потому что здесь у каждого третьего был точно такой же плешивый затылок. Про белый халат и говорить не приходится.
Трагическое известие последовало ровно через неделю после памятной пирушки. В связи с прекращением приема лекарств потеря в весе у толстяков не только не прекратилась, но еще и усилилась. Сверхплотное питание жареной курицей, жирной свининой и бигмаками не помогало. Вскоре все экс-толстяки настолько истончились, что медики были вынуждены положить их под жировую капельницу.
Расстроенные ученые уехали в отпуск в Турцию, на прощание закатив еще одну пьяную вечеринку. На которой Мася-кин опять нажрался, но был куда осторожнее, чем в прошлый раз. Тем более что по пятам за ним ходил какой-то неприятный тип в бежевом пальто и с фотоаппаратом и явно чего-то ждал.
В настоящее время, когда лаборатория «таблеток для похудения» пустовала, с Масякиным соседствовал всего один человек, занимавший третью лабораторию. Звали его Ленгвард Захарович. Он уже приступил к экспериментам, но не говорил пока, к каким именно.
— Работа идет. Но какая именно, не скажу. Сглазить боюсь, — объяснял он.
«У всех тут секреты! Все тут гениальные ученые! Все боятся, что Масякин у них что-нибудь сплагиатит!», — сердился Ма-сякин, но вслух ничего не говорил, поскольку он и вправду подумывал что-нибудь эдакое разузнать. Чтобы в следующий раз можно было податься в американское посольство не с пустыми руками.
Время от времени Масякин слышал взрывы, доносящиеся из лаборатории Ленгварда Захаровича. И очень боялся, что взрывы эти обрушат здание, а он, Масякин, потеряет не только лабораторию, но и себя. Охранники заверили, что в курсе экспериментов Ленгварда Захаровича, и ничего страшного в них нет. Здание к такому приспособлено, выдержит.
Ленгвард Захарович был для ученых культовой личностью. В инноград он переселился одним из первых. Платили ему чуть ли не самые большие деньги, — прибавка за то, что он был не просто исследователем, но и олицетворением мощи отечественной науки, ее счастливой преемственности.
