Нет, не этот Коперник поставил солнце в центр и пустил все планеты вращаться вокруг него – известие отца о маховике, который все еще крутится. Майор грубо вломился и своими грязными ботинками лишь придал ускорение…
Шабанов достал батино письмо, еще раз прочитал, запалил на кухне газ и сжег вместе с конвертом. Чугунный маховик от послевоенного трактора не может крутиться месяц, кто бы его и как бы его ни раскрутил. Там хоть и стоят подшипники, но обыкновенные шариковые, старые и разношенные…
Герман вернулся в комнату, и тут на глаза попала книга «Атака неизвестности». Автограф был витиеватый: «Г. Шабанову, вернувшемуся с иного света в прямом и переносном смысле…»
Жечь ее всю – задохнешься от дыма, толстая книженция. Он отодрал обложку с надписью, положил на конфорку, а остальное засунул в мусорное ведро.
Потом достал из шкафа нарисованную шкуру тигра, расстелил на диване – по качеству исполнения и размерам примерно подходит. Издалека так не отличить, до чего хорошо соткано и раскрашено. Но нести ее абхазской принцессе – посчитает за насмешку над древним обычаем, за издевательство. Лучше уж признаться, покаяться и преподнести цветы…
Шабанов нашел газету, завернул букет, но все-таки было видно, что это цветы. Увидят – не поймут: если начальник штаба ходит на почту с цветами, значит, все ясно… Достал пакет, опустил туда сверток и повесил на вешалку.
И все-таки идти на почту было рановато, там может колготиться народ, значит не поговорить, не объяснить, что нет больше тигровых шкур даже за тремя морями. Да и про хождение за них придется помалкивать…
Он дождался восемнадцати тридцати, взял пакет и стал спускаться по лестнице. Глазок в двери Заховая опять был заполнен чьим-то взором, должно быть, домашние особиста сотрудничали с отцом, эдакий семейный подряд на ниве безопасности. Шабанов пошел дворами, через ППН, думая, что меньше народу встретится на пути, однако просчитался: люди сновали повсюду и больше всего – в парке. Неподалеку от того места, где произошла стычка с братьями-абхазами, откуда-то появился товарищ Жуков.
– Ну, как сегодня полеты? – на ходу спросил Герман.
– Пока лишь во сне, – отмахнулся тот. – Слушай, за что Заховай Коперника арестовал?
– Придрался к документам…
– Да я его два года знаю! Нормальный мужик!
– Пошел он… Мне не понравился.
– Ты читал, как он описал мою атаку? И вообще молодец, собрал все случаи!.. А ты куда сейчас?
– На почту, от матушки посылка пришла.
– Я с тобой! Потом идем Коперника выручать! Сначала к Ужнину, потом в округ позвоним.
– Не пойду, – обронил Шабанов. – Говорю же, рожа его не нравится.
– Ну как хочешь, я тогда сам!.. Ты вернулся, значит? Ну и что, порядок? Без приключений? Ничего за собой не заметил?
– А что я должен заметить?
– Помнишь, говорил: она должна объявиться, показаться…
– Лучше расскажи, как полетал сегодня.
– Опять никак!
– Ладно, я же видел, катался по полосе с распущенным хвостом…
– А только и получается, что хвост распускать! – засмеялся он, и Шабанов лишь сейчас понял, что кадет пьян. – То педали колом, то ручка не идет, то чудится – пожар на борту. Включаю торможение… Три раза сегодня хвост распускал, один раз чуть с копылков не слетел, за полосу выкатился. Пинков от зама наполучал – бока ноют!
– Завтра от Ужнина получишь!
– Да мне наплевать, Катерина ручкой погладит и все снимет! – Кадет вдруг остановил его на крыльце почты. – Слушай – я же вчера ее избил. И теперь домой появляться…
– Избил?..
– Ну!.. С ней невозможно по городку ходить. Идет и всем улыбается!.. Бывшую жену мою встретили – улыбается! А мужиков, так ни одного не пропустит! Оказывается, я такой ревнивый!
– Она не улыбается, – заступился Шабанов, выглядывая в окнах почты, есть ли народ. – У нее строение лица такое…
– Рассказывай! Будто я не знаю!.. В том-то и дело! У меня дела не идут, взлететь не могу – она улыбается!.. Ну, разозлился вчера и дал как следует. С какими глазами теперь идти?..
– Посылку получим – пойдем ко мне. – Герман открыл дверь.
Магуль оказалась на месте, ее пальчики в окошке считали деньги: недавно давали зарплату, целый день принимала переводы… Шабанов снял газету с букета и, просунув руку, положил букет перед ней, прямо на купюры. Она угадала, кто это, и когда высунулась в амбразуру, еще не успела скрыть своих чувств – удивления и восторга, но тут же совладала с собой и опять превратилась в непроницаемую восточную женщину. Не виделись они с того самого момента, когда Магуль прибежала в ППН отбивать его от своих братьев.
Он хотел начать покаяние, подыскивал слова, однако кавказская невеста опередила:
– Ты за посылкой пришел, да?..
– Мне ужасно пхашароп, но выходит так, – признался Шабанов и положил извещение.
Через полминуты она вынесла со склада объемный почтовый мешок, поставила на весы и подала бумагу.
– Заполни там, хорошо?
Она не сердилась, не обижалась и никак не показывала своей разочарованности, что он не исполнил обещания, вероятно, знала, как это трудно – добыть тигровую шкуру.
– Я сейчас угощу тебя сыром! – подбодрил он себя. – Моя матушка делает домашний сыр с перцем! Почти как на Кавказе! Дай что-нибудь вскрыть!
– Очень хочу попробовать сыра, – сказала она, подавая ножницы.
– И я хочу! – в затылок дыхнул кадет. – Сегодня три стакана замахнул без закуски. Голодный – умираю! А домой идти, в семейный рай – грехи не пускают…
Шабанов вонзил ножницы в мешок и стал его разрезать. Когда-то, в пору дефицита всего, матушка купила несколько метров вафельных неразрезанных полотенец и года три подряд зашивала в них посылки. Ткань поддавалась плохо, особенно на швах.
Магуль посмотрела на это и сказала:
– Нельзя так резать, Герман. Там упакована одежда. Ты испортишь ее. Дай я сама.
Он отдал ножницы, сел за стол заполнять сопроводительную бумагу, и тут в дверях очутился вездесущий и всевидящий Заховай – выследил, гад! Жуков сделал вид, что помогает вскрывать посылку, дышал в сторону, но получалось, на Магуль…
Особист присел рядом, взял бланк перевода.
– Я предупреждал, – прогнусавил в нос. – Тебе не следует ходить на почту. Тем более сейчас, на новой должности…
– От матушки посылку получил! – громко сказал Герман. – Вон, пожалуйста…
– В следующий раз отправляй подчиненных…
– Герман? – вдруг позвала Магуль. – Что это, Герман?..
Товарищ Жуков спускал вниз разрезанный мешок – из него выливался, вытекал красно-полосатый мех…
– А где сыр? – спросил кадет.
– Герман! – крикнула Магуль и, словно оленица, с места перемахнула стол с весами и барьер. – Герман! Неужели?! Герман!
