— Джульетта, прошу тебя… — повторяет Уорнер, приближаясь ко мне. Его лицо остается пока что в тени. В этом месте коридор плохо освещается, и я сама не знаю, куда он ведет. Мне сейчас известно только одно — я не хочу оставаться наедине с Уорнером.
Только не теперь. И никогда в дальнейшем.
— Я сказала: уходи. — Голос у меня дрожит. — Я не хочу с тобой разговаривать. Пожалуйста, оставь меня в покое!
— Но я не могу бросить тебя здесь вот так! — говорит он. — Тем более когда ты плачешь!
— Может быть, тебе просто не понять моих переживаний! — огрызаюсь я. — Тебе, наверное, это не дано, потому что для тебя убивать людей — нормальное дело!
Он тяжело дышит. И слишком быстро.
— О чем ты? — удивляется Уорнер.
— Я говорю о Кенджи! — взрываюсь я. — Это все из-за меня! Это я во всем виновата! Ведь вы с Адамом из-за меня начали эту драку, а Кенджи бросился разнимать вас, значит, я всему виной. — Голос у меня срывается. — Я виновата в том, что он умер!
Уорнер широко раскрывает глаза от удивления.
— Не смеши меня. Он не умер.
Но я уже в истерике.
Я рыдаю и, всхлипывая, сетую на то, что я натворила, и теперь он уже умер, неужели это непонятно? Я бормочу все это Уорнеру, что, дескать, он точно не шевелился, когда я к нему подходила, и это именно я убила его, а Уорнер при всем этом хранит полное молчание. Он не произносит ни звука, а я начинаю швырять в его сторону жуткие оскорбления и обвиняю его в том, что он совершенно бессердечное существо и ему не понять, что такое горе. Я даже не соображаю, что он уже сгреб меня в свои объятия, пока не осознаю, что моя голова покоится на его груди. Но я не в силах сопротивляться. Я уже ничего не имею против этого. Наоборот, я льну к нему, мне так не хватает сейчас простого человеческого тепла. Мне не хватает крепких рук, которые могли бы обнять меня и прижать покрепче к надежному телу. И только теперь я начинаю верить в удивительную целительную силу сердечных объятий.
Как же мне прежде не хватало всего этого!
Он просто прижимает меня к себе. Он гладит меня по голове, его ладонь опускается по моей спине, и я слышу, как бьется его сердце — быстро-быстро, — и мне кажется, что такой бешеный ритм никак не может принадлежать человеческому сердцу.
Он крепко обнимает меня и говорит:
— Ты не убивала его, любовь моя.
— Может быть, ты просто не видел того, что видела я.
— Ты все неправильно поняла. Ты вообще ничего не делала для того, чтобы причинить ему боль.
Я отрицательно мотаю головой, не отрывая ее от его груди.
— О чем ты говоришь?
— Это была не ты. Я знаю, что это сделала не ты.
Я резко отстраняюсь от него и заглядываю ему в глаза.
— Откуда тебе это известно?
— Известно, — кивает он. — Не ты все это сделала с Кенджи. Это был я.
— Что?!
— Он не умер, — повторяет Уорнер, — хотя и серьезно пострадал. Но как мне кажется, они сумеют его вылечить.
— Что?.. — Меня охватывает паника, всю сразу, целиком и полностью. — О чем это ты?..
— Прошу тебя, — обращается ко мне Уорнер, — присядь. Я все сейчас объясню. — Он устраивается на полу и похлопывает по месту рядом с собой. Я не знаю, что еще я могу сделать, потому что ноги мои подкашиваются и стоять я уже больше не могу.
Поэтому я мягко оседаю на пол. Мы прислоняемся к стене спинами, его правый бок и мой левый находятся на расстоянии в паре сантиметров один от другого.
Проходит одна секунда
вторая
третья.
— Я не хотел верить Каслу, когда он заявил мне, что у меня, возможно, имеется… дар, — начинает Уорнер. Он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух, хотя мы сидим рядом, почти вплотную. — Я даже подумал о том, что он умышленно пытается свести меня с ума. — Он еле слышно вздыхает. — Но доля разумного в этом высказывании присутствовала, если я задумался над его словами. Касл рассказал мне и про Кента тоже. О том, что он может дотрагиваться до тебя, и о том, как потом они выяснили, почему это происходит. Я даже почти уверовал в то, что у меня, наверное, тоже имеется подобная способность. Такая же жалкая и никчемная. — Он смеется. — Мне очень не хотелось верить в это, представляешь?
— Такая способность может пригодиться, — слышу я свой собственный голос.
— Неужели? — Он поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза. Наши плечи почти соприкасаются. — Скажи мне, любовь моя, что он может сделать?
— Он может нейтрализовать способности других людей.
— Это верно, — подтверждает он, — но как это может ему помочь? Как может пригодиться умение нейтрализовать дар своих же товарищей? Абсурд какой-то. Это напрасная трата времени и сил. И в этой войне такой талант не пригодится.
Мне неприятно все это слушать, но я решаю попросту проигнорировать его слова и перейти к делу:
— Какое отношение имеет все это к Кенджи?
Он снова отворачивается от меня, но когда начинает говорить, голос его становится мягче:
— Ты поверила бы мне, если б я сказал, что прямо сейчас чувствую твою энергию? Что я ощущаю буквально ее вес и тембр?
Я молча смотрю на него, изучаю черты его лица и, полагаясь на искренние нотки в его голосе, говорю:
— Да. Наверное, поверила бы.
Уорнер улыбается, но так, будто мои слова заставили его взгрустнуть.
— Я чувствую, — говорит он, вздохнув, — все эмоции, которые ты переживаешь. А поскольку я тебя хорошо знаю, я могу связать их с обстоятельствами, в которых ты пребываешь. Я понимаю страх, который ты сейчас испытываешь, но он не относится ко мне, а скорее направлен на саму тебя. Ты очень остро реагируешь на то, что, по твоему мнению, ты сотворила с Кенджи. Я чувствую твое сомнение — ты не слишком веришь в то, что ты вовсе не виновата в случившемся. Я хорошо чувствую и твою грусть, и горечь утраты.
— Ты правда все это можешь чувствовать? — спрашиваю я.
Он кивает, не смотря на меня.
— Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно, — признаюсь я.
— Я и сам когда-то так считал. Я тоже не представлял себе ничего подобного, — говорит он. — Правда, не очень долго. Скорее мне представлялось вполне нормальным остро чувствовать человеческие эмоции. Но я думал, что, наверное, я просто обладаю повышенной чувствительностью, а так ничего особенного в этом нет. Но это здорово повлияло на выбор моего отца и то, что именно мне он поручил руководить Сектором 45, — говорит он. — Я обладал необъяснимыми способностями. Например, я точно мог угадать, прячет ли от меня человек что-нибудь или нет. Я безошибочно определял, кто из присутствующих людей испытывает острое чувство вины. Или, что самое важное, кто врет. — Пауза. — Вот это и решило мою судьбу. А еще и тот факт, что я никогда не страшился последствий своих открытий.
