Над лампой на стене висел телевизор, по нему крутили какие-то старые розовые сопли с Пеппардом и Хепберн[188]. Райасу хотелось, чтобы они выключили эту дрянь. Такое дерьмо, как этот фильм, промывало людям мозги не хуже церковников с их верой. В глубине души Карлос знал, что едва он переспит с Дэйзи, как утратит всякий интерес к ней. Он так зациклился на ней только потому, что она отказывалась проявлять к нему интерес, и это подрывало его уверенность в себе, заставляло задуматься, а вдруг он действительно не так уж интересен. Но если эта мысль и всплыла на поверхность его пропитанного алкоголем сознания, то ему вскоре удалось выбросить ее из головы.
Это все проклятые биологические инстинкты, ничего более. А ведь он практически опустился на уровень всех этих неудачников в «Герцоге», пытавшихся затащить Дэйзи в постель – впрочем, им это тоже не удалось. Именно так она его и воспринимала. Еще один жалкий алкаш, каждую ночь просиживающий в баре. Хорошо обеспеченный алкаш бухает со стилем, это верно, но больше ничем не отличается от обычного забулдыги.
Рядом с Райасом сидел какой-то здоровяк с косматой рыжей бородой и очками с толстыми стеклами. Периодически он удовлетворенно хмыкал, хотя фильм не смотрел. Джинсы и бейсболка у него были чем-то заляпаны, а личная гигиена стремилась к полному нулю.
Райас залпом выпил последнюю порцию дорогого солодового виски – и вдруг обратил внимание на этого толстого придурка.
Пухлые пальцы здоровяка елозили по экрану дешевого смартфона. Райас заметил какие-то вращающиеся геометрические узоры ярких оттенков, меняющие форму на экране. Какое-то новое игровое приложение.
– Что за тупая херь! Черт! В компьютерах разбираешься, сынок? – промямлил здоровяк, едва ворочая языком и обращаясь, похоже, к Райасу.
– Нисколечки.
Отодвинув от себя пустой стакан, он в последний раз взглянул на Дэйзи – с насмешкой, как он надеялся, – и вышел из бара. Завтра первым же делом нужно будет сесть на самолет в Нью-Йорк, а значит, нужно успеть в аэропорт.
Первые две недели слежки прошли как в тумане. Райас воспользовался подвернувшейся возможностью и ушел в отрыв – все за счет «Гермес-Х». Сняв наличные с кредитки компании, он пил изысканные вина и дорогой виски, нюхал первоклассный кокаин и перетрахал целую толпу шлюх, заказывая стройных блондинок, немного похожих на Дэйзи.
О Пэрри он даже не вспоминал, пока в начале третьей недели не столкнулся на лестнице в своем доме со странным стариканом. В последний раз Пэрри делал фотографию на документы в семидесятых, но с тех пор мало изменился, только очки теперь носил другие.
Да, и еще ко всему стал выглядеть как полный придурок.
Следом за стариком шел молодой жирдяй, явно его родственничек. Жирдяю было лет двадцать, и хотя это казалось почти невозможным, выглядел он еще тупее, чем Пэрри. Судя по всему, толстяк был его сыном, или, может быть, племянником.
Райас, к этому моменту уже успевший вылакать бутылку мерло и полбутылки «Гленнфиддика», как раз возвращался с новой порцией выпивки и едой из китайского ресторанчика, когда столкнулся с этой странной парочкой. Неуклюжей походкой зомби они плелись в свою квартиру этажом выше. Карлос решил прибегнуть к стандартному способу завязать разговор.
– Похоже, мы соседи, – сказал он. – Поэтому, наверное, мне стоит представиться. Меня зовут… эм… Алан Колби. Приятно познакомиться.
– Отъ. бись, – буркнул жирдяй.
Он выглядел в точности как те придурки-переростки, которые проводят все свое время в подвале родительского дома, постоянно слушая металл на полную громкость, ночи напролет играя в настолки с такими же неудачниками, пожирая тонны фаст-фуда и скрывая от всех свой интерес к жесткому полулегальному интернет-порно. Сам Пэрри ничего не ответил. Из уголка его рта тянулась ниточка слюны, мертвые слезящиеся глаза закатились, точно старик уставился на потолок.
Жирдяй почесал мерзкую поросль на двойном подбородке – она до отвращения напоминала лобковые волосы – и протолкался мимо Райаса.
Единственным, чем оба заинтересовались, был пакет у Карлоса под мышкой, в котором кроме коробочки с едой виднелась полная бутылка «Гленнфиддика». У жирдяя чуть глаза на лоб не полезли, когда он увидел виски, и Райасу подумалось, что эта парочка давно уже не пила ничего, кроме дешевого красного вина, которое так любят нищеброды.
Если бы не эта случайная встреча, Карлос вернулся бы в «Гермес-Х» и уверенно заявил, что все это было пустой тратой времени. Но он не терпел проявлений неуважения к нему, а этому толстяку и пускающему слюни старику-зомби каким-то образом удалось вывести его из себя. То, что эта парочка полудурков каким-то образом заставила его изменить стиль жизни, пусть и всего на три недели, ужасно его раздражало. Дурацкие психологические заскоки все это.
Игра «Мандала», которую он заметил в баре «Герцог», похоже, обрела огромную популярность. Две шлюхи, которых он снял на следующий день, не могли от нее оторваться и настояли на том, чтобы играть в нее в перерывах между сексуальными играми: Райас заплатил им за то, чтобы они разыграли перед ним сцены лесбийской любви, включавшие в себя кокаин, стратегически размещенный в различных отверстиях тела.
Райаса «Мандала» не особо заинтересовала. Он постоянно натыкался на эту игру, отправляя отчеты на фирму или просто лениво пролистывая страницы в интернете, но, впрочем, во время этого задания он почти непрерывно был пьян. По сравнению с предыдущим запоем количество потребляемого им спиртного существенно возросло: просыпаясь, Карлос сразу же открывал бутылку пива. Так он начинал четко продуманный процесс фильтрации реальности в этот день. О, это было сложнейшее искусство, и Райас как-то читал, что этим мастерством давным-давно в совершенстве овладели итальянские рыбаки. Они пили в течение дня понемногу, начиная с рассвета, когда выходили на лодках в море и забрасывали в воду сети, и так до самого заката, когда им предстояло вернуться на берег. Они пили, оставаясь на грани впадения в беспамятство, но не переходя ее, чтобы вернуться домой в целости и сохранности. Это искусство требовало жесткой дисциплины, поскольку от вина еще сильнее хочется пить, но Райас неукоснительно придерживался допустимой дозы в течение дня.
И только когда сгущались сумерки, он позволял себе полностью утратить контроль. Ему вспоминалась одна история – может, и небылица, – описанная Ф. Скоттом Фицжеральдом в 1920-е. В том произведении Фицжеральда один пьяница ушел в отрыв и залез в бутылку на несколько десятков дней, но затем, протрезвев, обнаружил, что находится в Нью-Йорке, который на самом деле так и не покинул, хотя все вокруг кажется ему чужим.