— Джордан, ты там готов?
— Да.
— А вы?
— Сделай это до того, как меня хватит удар, — за всех ответил Том.
«Картинка» возникла перед мысленным взором Клая, кошмарная в своей четкости: Джонни-малыш, совсем рядом с тем местом, где остановился автобус. Лежащий на спине, с открытыми глазами, скрестив руки на груди, обтянутой любимой футболкой «Ред сокс», слушающий музыку, тогда как его мозг продолжал перестраиваться, подчиняясь новой программе.
Клай отогнал этот образ.
— Тони, Тони, приходи, — процитировал он, непонятно к чему, а потом нажал на кнопку, позвонив на телефон, который лежал в багажном отделении автобуса.
Он успел сосчитать «Миссисипи один» и «Миссисипи два», а потом, казалось, весь мир вне стен Кашвакамак-Холла взорвался, в голодном реве поглотив «Адажио» Томазо Альбинони. Все маленькие окна, выходящие на сторону поляны со стадом, вылетели. Ярко-алый свет проник через дыры в помещение, южный торец здания снесло, образовался вихрь из досок, осколков стекла, соломы. Двойная дверь, у которой они сидели, прогнулась внутрь. Дениз обняла руками живот, защищая своего еще не родившегося младенца. А снаружи уже неслись жуткие крики боли. На мгновение звук этот буквально резал голову Клая, словно пила. Потом это ощущение ушло. Но крики по-прежнему стояли в ушах. Крики людей, жарящихся в аду.
Что-то упало на крышу. Достаточно тяжелое, чтобы заставить здание содрогнуться. Клай поднял Дениз на ноги. Она дико посмотрела на него, уже не понимая, кто она и где находится. «Пошли! — крикнул он изо всех сил, но едва расслышал свой голос. Он словно добирался до его ушей через толстый слой ваты. — Пошли, нужно убираться отсюда!»
Том встал. Дэн попытался последовать его примеру, оторвался от земли, упал на зад, но вторая попытка оказалась удачной. Он схватил Тома за руку. Том ухватился за руку Дениз. Держась друг за друга, они направились к зияющей дыре в конце Холла. Там и нашли Джордана, который стоял среди островков горящей соломы и во все глаза смотрел на то, что мог сотворить один телефонный звонок.
Гигантская нога, наступившая на крышу Кашвакамак-Холла, на поверку оказалась немалой частью школьного автобуса. Сама крыша загорелась. Прямо перед ними, за кучей горящей соломы, валялась пара автобусных сидений, которые тоже горели. Их стальные каркасы раздробило в спагетти. Предметы одежды летали в небе, как большие снежинки: рубашки, шапки, штаны, шорты, пылающий бюстгальтер. Клай видел, еще чуть-чуть, и изоляционный соломенный слой, проложенный по нижнему периметру стен, превратится в огненный ров: они успели уйти вовремя.
Островки огня испещрили поляну, где проводились концерты, устраивались танцы и различные конкурсы, но части автобуса разлетелись на куда большее расстояние. Клай видел языки пламени в кронах деревьев, расположенных как минимум на расстоянии трехсот ярдов. К югу от них начал гореть недостроенный «Дом ужасов», и он увидел что-то пылающее, возможно, человеческий торс, застрявшее в ферменных конструкциях парашютной вышки на полпути к вершине.
Само стадо превратилось в месиво мертвых и умирающих мобилоидов. Групповая телепатия приказала долго жить (хотя слабые потоки этой психической силы изредка добирались до него, заставляя волосы вставать дыбом, а кожу — покрываться мурашками), но выжившие могли кричать, и их крики наполняли темноту. Клай позвонил бы по мобильнику, даже если бы мог представить себе, к каким ужасным последствиям приведет этот звонок (и в первые несколько секунд не предпринимал никаких усилий для того, чтобы изменить свою точку зрения), но едва ли мог представить себе творящееся вокруг.
Света пожарищ хватало, чтобы показать им гораздо больше того, что они хотели увидеть. От изуродованных тел, конечно же, мутило, не говоря уже о лужах крови и оторванных конечностях, но еще больший ужас вызывали разбросанные одежда и обувь, в которых не было ничего, словно силой взрыва часть стада превратилась, в пар. Мужчина, идущий им навстречу, прижимал руки к шее, пытаясь остановить хлещущую кровь, которая лилась между пальцев и казалась оранжевой в свете разгорающейся крыши Холла, а вывалившиеся из живота внутренности мужчины болтались из стороны в сторону на уровне промежности. Все больше блестящих кишок вылезало из дыры в животе, когда он прошел мимо них, с широко раскрытыми, невидящими глазами.
Джордан что-то говорил. За криками, воплями, треском горящего дерева Клай не смог разобрать ни слова, поэтому наклонился к мальчику.
— Мы должны были это сделать, это все, что мы могли, — повторил Джордан. Он смотрел на обезглавленную женщину, на безногого мужчину, на столь разорванное тело, что оно напоминало корыто, наполненное кровью. А чуть дальше еще два горящих автобусных сиденья лежали на двух горящих женщинах, которые умерли, обнимая друг друга. — Мы должны были это сделать, это все, что мы могли. Мы должны были это сделать, это все, что мы могли.
— Все правильно, малыш, прижмись лицом ко мне, так и иди, — сказал ему Клай, и Джордан тут же ткнулся лицом в его бок. Конечно, идти так было неудобно, но по-другому не получалось.
Они обогнули поляну, где лежало стадо, направляясь к центральной аллее и аттракционам, которые наверняка бы достроили, если бы не Импульс. Кашвакамак-Холл тем временем разгорался все сильнее, отбрасывая больше света на поляну. Темные фигуры (многие обнаженные и полуобнаженные, одежду с них сорвало взрывом) стояли, покачиваясь, или куда-то брели. Подсчитать их не представлялось возможным. Те, кто оказывался поблизости от их маленькой группы, не проявляли к ним ни малейшего интереса. Продолжали идти или к центральной аллее, или скрывались в лесах, что росли к западу от территории ЭКСПО. Клай не сомневался, что там они и помрут от холода, если вновь не собьются в стадо. Но почему-то сильно сомневался в последнем. Отчасти из-за вируса, но главным образом из-за реализованного решения Джордана выехать на середину поляны и обеспечить тем самым максимальную зону поражения, как это они проделали с цистернами пропана.
Если бы они знали, что их решение убить старика приведет к такому… подумал Клай, но тут же пришла другая мысль. Да как они могли это знать?
Они подошли к участку, на котором карни поставили свои грузовики и жилые фургоны. Здесь по земле змеились электрические кабели, а пространство между жилыми фургонами занимали аксессуары семейного быта тех, кто привык жить в дороге: барбекю, газовые грили, шезлонги, гамак, сушка, на которой белье провисело две последние недели.
