Уайберд не был легковерным человеком Он не принимал всерьез эту историю — до сего момента. Но сейчас живое доказательство ее истинности стояло перед ним. На открытой глазу коже Макнила не осталось ни единого участка, не истерзанного этими мелкими буквами. Прошло более четырех лет с того дня, когда духи пришли за мальчиком, но раны его по-прежнему были свежи. Казалось, они никогда полностью не заживут.
— Вы увидели достаточно? — заговорил юноша. — Это еще не все. Он покрыт надписями с ног до головы. Иногда он думает, что они исписали даже его внутренности. — Он вздохнул.— Хотите выпить?
Уайберд кивнул. Может быть, от глотка спирта его руки перестанут дрожать.
Макнил налил себе стакан водки, отхлебнул из него и наполнил второй для гостя. Уайберд заметил, что его затылок испещрен словами так же плотно, как лицо и руки; надписи терялись в волосах. Похоже, даже скальп не избежал внимания мертвых авторов.
— Почему вы говорите о себе в третьем лице? — спросил Уайберд, когда Макнил обернулся со стаканом. — Как будто вы не здесь…
— Мальчик? — уточнил Макнил. — Он не здесь. Его нет здесь очень давно.
Он сел; выпил Уайберд начал испытывать легкое беспокойство. Юноша безумен, или он затеял какую-то проклятую игру?
Макнил сделал еще один большой глоток водки и задал вопрос:
— Сколько это стоит для вас?
— Сколько стоит что? — нахмурился Уайберд.
— Его кожа, — сказал мальчик. — Вы пришли за ней, не так ли?
Уайберд в два глотка осушил свой стакан, не давая ответа Макнил пожал плечами.
— Каждый имеет право молчать, — заметил он. — Кроме мальчика, разумеется. Для него — никакого молчания. — Он посмотрел вниз на свои руки, перевернув их, чтобы показать надписи на ладонях. — Истории творятся днем и ночью. Никогда не останавливаются. Они рассказывают о себе, вы видите. Они истекают кровью. Их никогда не унять; никогда не излечить.
Он безумен, подумал Уайберд, и это представление каким-то образом облегчило то, что он собирался сделать. Лучше убить больное животное, чем здорового зверя.
— Это дорога, понимаете… — говорил мальчик. Он даже не смотрел на своего палача. — Дорога, куда уходят мертвые. Он видел ее. Темный странный путь, заполненный людьми. Не было ни одного дня, когда бы он не хотел… не хотел вернуться назад.
— Назад? — повторил Уайберд, радуясь тому, что юноша продолжает свою речь.
Рука Уайберда опустилась в карман пиджака — к складному ножу. Нож успокаивал его в присутствии безумца.
— Ничего не хватает, — сказал мальчик. — Ни любви. Ни музыки. Ничего.
Раскрыв нож, Уайберд вытянул его из кармана Макнил увидел нож, и взгляд его потеплел.
— Ты не сказал ему, сколько это стоит, — произнес он.
— Двести тысяч, — ответил Уайберд.
— Кто-то, кого он знает?
Убийца покачал головой:
— Эмигрант, — ответил он. — В Рио. Коллекционер.
— Коллекционер кожи?
— Да.
Юноша поставил стакан. Он что-то бормотал — Уайберд не разобрал слов. Затем, очень быстро, Макнил сказал:
— Поскорее сделай это.
Он вздрогнул, когда нож нашел его горло, но Уайберд хорошо знал свое дело. Миг наступил и прошел, прежде чем мальчик понял, что все рке случилось; он почти ничего не почувствовал Все завершилось; по крайней мере для Макнила. Для Уайберда настоящая работа только началась. Ему потребовалось два часа Когда он закончил — кожа была завернула в чистую простыню и уложена в портфель, взятый специально для этой цели, — он очень устал.
Выходя из дома, он думал, что завтра полетит в Рио и потребует оставшуюся часть оплаты. Потом Флорида.
Он провел вечер в маленькой квартирке, снятой на скучное время слежки и подготовки к сегодняшнему делу. Он радовался, что уедет. Он был одинок здесь и томился в ожидании. Теперь работа сделана, все осталось позади.
Он крепко уснул, убаюканный воображаемым запахом апельсиновых деревьев.
Его разбудил не аромат апельсинов, но нечто менее сладкое. В комнате было темно. Он повернулся направо и потянулся, чтобы включить лампу, но это ему не удалось.
Теперь он слышал вокруг себя в комнате тяжелые переливающиеся звуки. Он сел на постели, прищурил глаза, но ничего не разглядел. Свесив ноги с края кровати, он собрался встать.
Сначала он подумал, что не закрыл кран в ванной и квартиру затопило. Его ноги по колено погрузились в теплую воду. Удивленный, он двинулся к двери, к главному выключателю, хлюпая в разлившейся жидкости. Это не вода Слишком густая, слишком драгоценная; слишком красная.
Он издал крик отвращения и ринулся к двери, чтобы открыть ее; но дверь оказалась заперта, и ключа не было. Он в панике бил кулаками по твердому дереву и молил о помощи. Его вопли остались без ответа.
Когда он вернулся в спальню, горячий поток бурлил на уровне его бедер.
Портфель. Он лежал на столе, где Уайберд оставил его, и бурно истекал кровью из каждого шва, из-под застежек и со всех сторон. Словно сотни злодеяний соединились внутри и портфель не может вместить поток, рожденный ими.
Уайберд смотрел на изобильное течение крови. За секунды, прошедшие после того, как он встал с кровати, кровавый бассейн углубился на несколько дюймов и продолжал пополняться.
Он попытался открыть дверь ванной, но там тоже оказалось заперто. Он хотел открыть окно, но рама была неподвижна. Кровь дошла ему до пояса. Предметы мебели плавали в ней. Понимая, что пропадет, если не предпримет решительных действий, он прижал руки к крышке портфеля в надежде остановить поток. Напрасные старания. От его прикосновения кровь хлынула с новой силой, вырываясь из швов.
«Истории продолжаются, — так говорил мальчик. — Они истекают кровью».
Сейчас Уайберд слышал их в своей голове, эти истории. Дюжины голосов, и каждый рассказывает свою трагическую сказку. Поток крови поднимал его к потолку. Уайберд попытался удержать подбородок над поверхностью, но за считанные мгновения в комнате остался лишь дюйм воздуха на самом верху. Эта прослойка сужалась, но Уайберд все же присоединил свой голос к общей какофонии, умоляя прекратить кошмар. Но другие голоса утопили его в своих словах, и, когда он коснулся потолка, его дыхание прервалось.
У мертвых свои магистрали. По точным маршрутам идут поезда-призраки и вагоны-сновидения; они движутся вокруг пустырей, лежащих за пределами наших жизней; несется бесконечный поток душ. На этих магистралях есть дорожные знаки, мосты и стоянки. Есть развилки и перекрестки.
На одном из таких перекрестков Леон Уайберд поймал взгляд человека в красном костюме. Толпа мертвецов подтолкнула Уайберда вперед, он подошел ближе и только тогда осознал этот ужас. На человеке в красном не было одежды. На нем не было даже кожи. Тем не менее Уайберду встретился не Макнил — мальчик ушел отсюда уже давно. Это был совершенно другой освежеванный человек. Уайберд догнал его, и они побеседовали. Освежеванный рассказал, что с ним произошло: всему виной преступное коварство его шурина и неблагодарность дочери. Леон в свою очередь поведал о собственной кончине.
