– Вспомни, что сказал этот твой Хемингуэй. Наслаждайтесь мгновением, ибо завтра может быть поздно.
– Но я не знаю, что завтра…
– А завтра – завтра мы с тобой поднимемся в штабную гондолу, и адмирал Ткаченко решит нашу судьбу. Он мой давний товарищ, еще с Гражданской войны, отличный старик. Договорюсь с ним, чтобы нас не разлучили. Придумаю что-нибудь.
– Я верю тебе.
– Вот и отлично. Иди сюда…
22 июня 1941 года, где-то в Атлантическом океане, 16:20 по гаванскому времени
Михаил Африканович Ткаченко долго мял меня единственной уцелевшей рукой и хрипло смеялся, сверкая стальным зубом:
– Лёнька, черт проклятый, неужели это ты? Едрить-колотить твою на семь ветров, не верю своему глазу! Совсем не меняешься. А я – видал чего…
Он стукнул себя по металлической кисти левой руки – та отозвалась гулким эхом.
– Это самураи меня на Халхин-Голе гранатой. А это, – он коснулся черной повязки на глазу, – в прошлую зиму финн шрапнелью поцеловал. Все пустое! Одним глазом и одной рукой я не хуже флотом командую. Кто там есть живой, Егорыч? – гаркнул он в коридор. – Тащите спирт, сало, что там еще!
Накрыли стол. Мы с Урсулой украдкой поглядывали в иллюминатор – внизу, в разрывах облаков, синело море. Дирижабль двигался плавно – лишь иногда возникало странное ощущение – будто пол уходил из-под ног. Справа по борту наплывали исполинские туши аэростатов; ветер с бешеной силой терзал красные полотнища на вантах.
– А девку где ж такую оторвал, Лёнь? Немочка, что ли? – трещал стремительно краснеющий от водки Ткаченко. – Был бы я годков на десять моложе, да со своими руками-глазами, одним махом бы ее у тебя отбил, ты б не успел даже штанов расстегнуть. Ну, вздрогнем… Молодцы вы оба, ребята, что там крутить. Государственная награда никуда теперь от тебя не уйдет, Леонид! На-ка, видел это?
Он схватил со стола, сунул мне в руки распечатку радиофотографий: газеты за вчерашнее число. «Варварская акция гитлеровцев: убийство советского торгпреда в Гаване», «Советский лидер Сталин: глубокой ошибкой и непростительным заблуждением было бы считать, что в ответ на террор мы продемонстрируем нерешительность и буржуазную пассивность». Лондонская «Таймс» сучила ножками от негодования: Советы использовали гаванский инцидент как повод для оккупации Кубы. Черчилль потребовал экстренного совещания Лиги Наций и отправки воздушного флота Британии в Карибский бассейн.
Сегодняшние западные газеты были еще категоричнее: кое-кто справедливо замечал, что советский воздушный и морской флот навалился на Гавану всего спустя несколько часов после убийства консула – значит находился неподалеку. Невозможно пересечь Атлантику так быстро. Нарком обороны Тимошенко в интервью «Правде» ссылался на проходившие неподалеку учения, но кого можно убедить такой «липой»? Впрочем, важно лишь то, что останется в истории, а историю пишут победители. Они просто умолчат о фантастических скоростях советского флота.
Холодное предчувствие сжало мое сердце.
– Лихо вы все провернули, ребятки, – возвестил адмирал, – печенкой чую, быть тебе вскорости генералом, Лёнька.
– Что дальше, Михаил Африканович? – спросил я, отодвигая рюмку.
– Дальше – слава, почет, уважение трудового народа.
– Я не об том. Зачем такая огромная эскадра на Кубе?
Хлоя почувствовала мое беспокойство. Она придвинулась ко мне, сжала ладонью мой локоть.
– Соображаешь, всегда был головастый. – Ткаченко не мог налюбоваться на меня. – Но я пока не имею права говорить даже тебе. Подожди полчасика, до планового сеанса связи с Москвой.
Эти тридцать минут я не находил себе места. Хлоя тоже волновалась – она ловила мой взгляд и, не понимая русской речи, бессмысленно возила пальцем по тарелке хлебный мякиш.
– Товарищ адмирал, – вспомнил я, – прошу представить к государственной награде кубинца Рохо Санчеса. Посмертно. Если бы не он, меня бы сейчас по кусочкам для морга собирали.
– Принимается. Земля ему пухом. Ну, давай по последней – и работать.
Мы отправились в командный модуль. Здесь пересвистывались радиоприемники, ползли из приборов белые ленты сообщений, сновали туда-сюда усталые деловитые люди в кожаных шлемах и мундирах с золотыми нашивками.
В углу скрипел радиофотоскоп, выплевывал в лоток распечатки сообщений. Хлоя сразу же направилась к нему, и меня захлестнуло желание схватить ее за руку, остановить: не смотри! Пусть все остается как есть!
– Слушаю, товарищ Сталин! – неистово хрипел Ткаченко в микрофон. – Есть вскрыть конверты с литерой «А». Приступаем к выполнению боевой задачи!
Рука Хлои дрожала. Я вырвал у нее распечатку. «Лондон морнинг геральд». Набранный санспарелью заголовок кричал: «РОКОВАЯ НОЧЬ ДЛЯ АНГЛОСАКСОНСКОГО МИРА». «Сегодня, двадцать второго июня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Великобритании, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Лондон, Эдинбург, Манчестер, Бристоль… В то же время советские и японские военные корабли вероломно вторглись в территориальные воды США и Канады на Западном побережье. Красные эскадрильи бомбят американскую военную базу Перл-Харбор. По некоторым сведениям, “ограниченный контингент” советских войск на Кубе представляет собой настоящую армаду, предназначенную для атаки Восточного побережья Соединенных Штатов… Такие согласованные действия Советов и стран Оси просто вопиют о том, что прогрессивный мир сегодня столкнулся с чудовищным альянсом двух тоталитарных вождей. Небо над нашими головами померкло от исполинских теней этих тиранов, и призрак всемирной двойной деспотии встает во весь рост…»
Я взял Хлою за руку, но она отдернула ее. Вроде бы умолкшие наконец лунные голоса в моей голове вновь зашипели на все лады, словно растревоженное гнездо кобр.
– Прямо по курсу Майами, – дрожащим от возбуждения голосом сообщил пилот.
– Внимание десанту на всех судах! – откликнулся Ткаченко. – Приготовиться к высадке. Вперед, сталинские соколы! Дирижаблям держать строй!
Внизу медленно набухали белые облачка дыма, сквозь клекот дизельных моторов долетел далекий гул.
– Хлоя, подожди, постой! – сказал я, но девушка отступила к стене. Синие удивленные глаза ее наполнились влагой.
– Иди сюда, Леонид, – схватил меня за руку Ткаченко своим металлическим манипулятором, – слушай, только тебе, больше никому. Неделю назад наши вшили Гитлеру эту херовину… ну, эту электрическую круглую пипку, как бишь ее… короче, Адольф теперь наш с потрохами! А Германия будет плясать под нашу дудку, сечешь? Вышли на него через секретаршу какую-то, Еву Браун. Сначала ей мозг промыли, потом самому, сейчас потихоньку берут под контроль птиц помельче. Молодцы, разведка, едрить-колотить твою на семь ветров…
