Нюзюанминьг чуть шевельнула дугами тонких бровей:
– Удивительно… Теперь Чжоу И побуждает меня помочь тебе! Предсказание Цянь, Смирение, гласит: «Неразумно спорить с Судьбой». Итак, предоставим тебе идти своим путем, покоряясь Судьбе.
Тамара перевела дыхание, но с облегчением или со страхом, она и сама бы не могла сказать.
– У тебя есть портреты этого мужчины и этой женщины? – продолжала Нюзюанминьг. – Если есть, то нужный дюйю[19] я дам тебе уже сегодня. Если нет, мне придется послать с тобой Тонь Лао, чтобы она нарисовала их и принесла их изображения мне. Их образы должны оставаться здесь до тех пор, пока не случится то, чего ты хочешь. Потом ты их сможешь забрать.
– Да, у меня есть фотографии!
Тамара поспешно открыла сумочку и вынула два снимка размером с почтовую открытку. Сделаны они были три года назад (после того, как Саша и Женя закончили школу) в лучшем ателье Хабаровска. Снимки стоили дорого, но получились великолепными: на плотной бумаге с зернью, тонированы в коричневый цвет, – однако Тамара их ненавидела. Саша и Женя были здесь до такой степени похожи друг на друга, что Тамара каждую минуту ожидала, вдруг кто-нибудь воскликнет: «Да ведь это брат и сестра!» – и диву давалась, как же никто этого ужасного сходства не замечает. На всякий случай она спрятала все отпечатки и негативы, которые отдал им фотограф, а детям сказала, будто потеряла их.
Женя тогда очень огорчилась и горестно вздохнула:
– Жалко, я там получилась такая хорошенькая!
– Да ты и так самая хорошенькая на свете, – ласково ответил Саша, погладив ее по руке.
Именно тогда у Тамары впервые зародился ее план. Все эти годы она, впрочем, никак не могла с ним смириться, представляя в подробностях, чего именно хочет добиться, и сходя при этом с ума от ревности и отвращения. Однако чем пристальней она наблюдала за отношениями Женьки и Саши, тем острее понимала: надо бороться, если не хочет окончательно потерять сына. И то, что она придумала, будет единственным средством разлучить их навсегда.
Нет, не просто разлучить, ибо вслед за всякой разлукой приходит встреча, – вызвать в них такое омерзение друг к другу, чтобы даже мысль о возможной встрече казалась им хуже смерти!
…Тонь Лао взяла у Тамары фотографии и по одной показала их гадалке.
– Они очень красивы, – задумчиво сказала Нюзюанминьг.
– Особенно он! – восторженно воскликнула Тонь Лао, и Тамара бросила на нее острый взгляд: а может быть, удастся обойтись, как говорили в войну, малой кровью и на чужой территории?..
Но тут же покачала головой и забормотала: конечно, девушка хорошенькая, но очень уж молоденькая, и вообще, таких хорошеньких вокруг Сашки всю жизнь крутится несчитано, а толку? Даже если он и переспал с какой-нибудь из них (в чем Тамара сомневалась, ибо Саша был сдержанным, застенчивым парнем и относился к девушкам с каким-то забавным, чуточку насмешливым уважением, хотя и флиртовал с ними напропалую), это не повлияло на его отношения с Женей, которая оставалась для него самым близким и дорогим человеком. Ближе и дороже родной матери, которую он так ни разу и не назвал матерью! Она так и осталась для него Тамамой…
Ах, кто бы знал, как это ее обижало! Но Саше она могла простить всё.
И то, что случится после того, как она уйдет от этой гадалки, тоже простит. Простит и забудет! Потому что это наконец-то избавит ее от Женьки!
Нюзюанминьг прочирикала несколько слов по-китайски. Тонь Лао кивнула и зашла за ширму. Почти сразу резко запахло какими-то курениями и травами.
– Что она делает? – насторожилась Тамара.
– Готовит дюйю, – спокойно ответила гадалка. – Тот напиток, который нужен тебе.
– А почему это делает она, а не ты? – сердито спросила Тамара. – Она всего лишь твоя помощница, вдруг что-то напутает, – как ты узнаешь?
– Я хорошо обучила Тонь Лао, к тому же чувствую запах каждого снадобья, которое она добавляет в дюйю, – улыбнулась Нюзюанминьг. – Пока она не сделала ни одной ошибки. Если какой-то запах меня насторожит, я немедленно остановлю Тонь Лао.
– Никогда не слышала о таком! – недоверчиво буркнула Тамара. – Все-таки мне бы хотелось, чтобы ты сама приложила к этому делу руки.
Крошечный ротик Нюзюанминьг дрогнул, но не в улыбке, а в болезненной гримасе, а потом она приказала:
– Подними мой правый рукав.
Тамара удивленно взглянула на нее, но все же осторожно сдвинула красный шелк повыше, потом еще выше… и громко ахнула, увидев аккуратно перебинтованную белым полотном культю. Рука гадалки оказалась обрублена чуть ниже локтя.
Тамара торопливо опустила рукав и отпрянула.
– С левой то же самое, – сообщила Нюзюанминьг. – Теперь ты видишь, что я не могу к чему бы то ни было «приложить руки». Девочкой я работала на плантации сахарного тростника, подсовывала стебли под пресс. До сих пор помню, что он казался мне чудищем, беспрестанно жующим сладкую жвачку… Трудились мы по четырнадцать-пятнадцать часов, очень уставали. Однажды я задремала, и под пресс затянуло мои руки. Не понимаю до сих пор, как выжила… Помещик, хозяин плантации, меня прогнал: ведь я больше не могла работать. Сидеть на шее у моей семьи я не могла. Ушла из дому, нищенствовала, хотела расстаться с жизнью, но меня подобрала одна русская семья, которая потом вернулась в Советский Союз и взяла меня с собой.
– У них не было своих детей? – недоверчиво спросила Тамара, не понимая, с чего этим людям понадобилось навязать себе такую обузу – безрукую девчонку, которая даже в хозяйстве не сможет помочь.
– Я спасла им жизнь, предупредив об опасности, – просто ответила гадалка. – Их собирались убить гоминьдановцы[20]. Я иногда умею заглядывать в будущее… и близкое, и далекое. Не только с помощью Чжоу И, но и своими силами. Именно поэтому я и достигла таких успехов на своем поприще. Я могу очень многое. Я только не могу никого убить. Даже если только попытаюсь сделать это, моя сила мгновенно иссякнет.
– Что ж ты не смогла в свое собственное будущее заглянуть и руки от пресса пораньше отдернуть? – поддела Тамара с неожиданной злостью.
– Эти способности пробудились у меня позже, когда я умирала с отрубленными руками, без всякой помощи. Они как бы спали раньше, а потом проснулись, – пояснила Нюзюанминьг. – Через несколько лет эти добрые люди, мои приемные родители, уехали в Москву, а я осталась в Хабаровске, потому что вышла замуж и жила очень счастливо. Однако вскоре мой муж заболел и умер. Тогда я приютила бездомную сироту Тонь Лао. Она помогает мне, когда приходят посетители, убирает в доме и готовит. За это я обучаю ее некоторым премудростям своего ремесла. Она прилежная ученица, но, к сожалению, никаких способностей к предвидению у нее нет.
– А ты встречала других людей… ну, с какими-то способностями? – осторожно спросила Тамара, которая никогда не забывала о тех странностях Саши и Жени, на которые она нагляделась в Горьком. К счастью, ничего подобного с тех пор не проявлялось, во всяком случае, Тамара такого не замечала. Вернее, предпочитала не замечать, что рядом с Сашей у нее всегда переставали болеть ноги (как застудила колени еще в сорок первом, в Старой Пунери, так до сих пор маялась перед дождями или снегопадами) и вообще проходила любая боль, да и Морозов с его грудной жабой умирал без мучений, потому что Саша ухаживал за ним… А Женька всегда каким-то неведомым образом находила тех, кто иногда шарил по карманам в школьной раздевалке или хитничал в чужих огородах и курятниках… Правда, историю, которую наплела Женька, когда соседкин сын влез к ним в дом, чтобы ограбить, Тамара вообще не приняла всерьез. Ничего она не могла знать и предугадать, все это Женька выдумала, чтобы лишний раз повыставляться!
…Нюзюанминьг пожала плечами:
– Всяких я людей видела. Иные даже не подозревают о том, чем владеют. Дар их спит до поры до времени, но потом просыпается.
– Просыпается? – упавшим голосом переспросила Тамара. – А это обязательно? Он может никогда не проснуться? Спать до конца жизни?
Ответить гадалка не успела – из-за ширмы вышла Тонь Лао, держа в руках красивую бутыль темного стекла с притертой пробкой.
– Вот, – сказала Нюзюанминьг, кивнув на бутыль. – Вылей это в горячее питье. Пусть выпьют вместе.
Тамара дрожащими руками взяла бутыль и спросила:
– И что будет?..
– То, чего ты хотела, – ответила гадалка и кивнула Тонь Лао: – Давай-ка еще раз спросим Чжоу И. На дорожку! Узнаем, чем всё это кончится.
Тонь Лао схватила лежавший на краю стола лихуабань и легонько перебрала дощечки. Клочок вощеной бумаги взлетел над столом и опустился рядом с Тамарой.
– Возьми и покажи мне, – велела Нюзюанминьг.
Тамара, одной рукой прижимая к себе бутылку, другой перевернула листок, исчерканный непонятными палочками, и уставилась на них. Они располагались в столбик, одна над другой. Сначала шла прерывистая палочка, затем ровная, затем опять прерывистая, ровная, и ниже две прерывистых одна под другой.