Но Леонарду не хотелось звать это свиданием. Все же это было не то, не хватало чего-то особенного. Романтики, что ли.
Да, Рыжая Толстуха назвала его милашкой, когда он отправил своего мула в сарай, но она всех звала милашками – кроме Стоуни. Стоуни был у нее Сладкоголосым Дьяволом, и именно он уговорил ее надеть пакет с дырками для глаз и рта. Стоуни такой. Он своими сладкими речами и верблюда из-под арабского ниггера уведет. Когда он уболтал Рыжую, она даже чертовски гордилась, что надела пакет.
Как подошел его черед вставить Рыжей Толстухе, Леонард разрешил ей снять пакет в знак доброй воли. И зря. Не умел он ценить то хорошее, что у него было. Стоуни все правильно сделал. Снятый пакет в итоге все испортил. С ним – это как трахать бегемота или еще что такое, но без пакета ты абсолютно точно понимал, что происходит, а это было не очень приятно.
Даже закрыть глаза не помогло. Он обнаружил, что кошмарная рожа отпечаталась на сетчатке. Он не мог даже вообразить ее с мешком на голове. Мог думать только о пухлом разукрашенном лице с какой-то гадостью на коже, которая словно проникала до самой кости.
Он так расстроился, что пришлось симулировать оргазм и слезать, пока его дружок не сморщился, а презик не соскочил и не исчез в бесконечном вакууме.
Вспомнив все, Леонард вздохнул. Ему точно не помешало бы сходить на свиданку с девочкой, которая не тормозила поезда головой или у которой не было между ног такой дыры, что на ней только сидушки от унитаза не хватает. Иногда он завидовал Пердуну, который всегда был счастлив. Все его радовало. Дай ему банку чили "Wolf Brand", здоровый шоколадный пирог и "Kолу" с виски – и он бы всю жизнь так и трахал Рыжую Толстуху, да поджигал газы из жопы.
Блин, но разве это жизнь. Без женщин и веселья. Скука-скука-скука. Леонард поймал себя на том, что выискивает на небе летающие блюдца и лучи скуки, но увидел только пару мотыльков, пьяно порхающих у вывески "Дэйри Квин".
Когда он снова опустил взгляд на шоссе и пса, его вдруг озарило.
- А может, достанем цепь из багажника и примотаем Рексакa к тачке? Прокатим его.
- В смысле, протащим по асфальту дохлую тварь? – спросил Пердун.
Леонард кивнул.
- Все лучше, чем хуи пинать, - сказал Пердун.
Пока на дороге было пусто, они выкатили "Импалу" на середину дороги и вышли посмотреть. Вблизи псина выглядела куда хуже. Кишки лезли из пасти и жопы, и несло от них ужасно. На псе был толстый ошейник с металлическими вставками, к нему они и прицепили один конец пятиметровой цепи, а второй – к заднему бамперу.
Боб, менеджер "Дэйри Квин", заметил их через окно, вышел и крикнул:
- Вы что, дебилы, творите?
- Везем песика к врачу, - ответил Леонард. – Кажется, засранцу нехорошо. Наверное, машина сбила.
- Так оборжаться, что сейчас уссусь, – сказал Боб.
- У стариков бывает такая проблема, - заметил Леонард.
Леонард сел за руль, а Пердун залез на пассажирское сиденье. Как раз во время убрали машину и пса с дороги проезжающего трактора. Боб кричал им вслед:
- Надеюсь, придурки, вы размажетесь на своем говенном "Шеви" об столб!
Пока они неслись вперед, позади, как хлопья с песочного торта, облетали ошметки пса. Тут зуб. Там шкура. Клубок кишок. Прибылой палец. И какая-то неопределимая розовая хрень. Ошейник и цепь время от времени выбивали искры, как огненные сверчки. Наконец они въехали на 75-ю, и пса на цепи болтало все шире и шире, словно он искал, где припарковаться передохнуть.
Пердун на ходу налил себе и Леонарду по "Kоле" с виски. Протянул Леонарду пластиковый стаканчик, но Леонард отказался, став теперь куда счастливее, чем секунду назад. Может, ночь окажется все-таки не таким дерьмом.
Они проехали мимо компании у обочины, коричневого универсала и развалюхи-"Форда" на домкрате. Только успели заметить, что посреди толпы ниггер, и окружали его недружелюбно настроенные белые парни. Он скакал, как свинья с петардой в заду, пытаясь отыскать, где проскочить между парней и сбежать. Но просвета не было, а противников было слишком много. Девять парней толкали его, словно он был пинбольным шариком, а они - зловещей аркадой.
- А это не один ли из наших ниггеров? – спросил Пердун. – И это не ребята ли из команды "Уайт Три" хотят ли его убить?
- Скотт, - произнес Леонард так, словно во рту у него было собачье дерьмо.
Это был Скотт, которого взяли вместо него на позицию квотербека. Чертов негритос придумывал планы на игру запутанней, чем банка с червяками, и они всегда срабатывали. И носился он, как красножопая макака.
Пока они отъезжали, Пердун сказал:
- Прочитаем о нем завтра в газетах.
Но, проехав немного, Леонард дал по тормозам и развернул "Импалу". Рекс по инерции метнулся и срезал, как серп, пару высоких высушенных подсолнухов на обочине.
- Вернемся и позырим? – спросил Пердун. – Вряд ли парни из "Уайт Три" будут против, если мы только позырим.
- Он, может, и ниггер, - сказал Леонард, сам не веря своим словам, - но он наш ниггер, и мы им его не дадим. Убьют его – уделают нас в футболе.
Пердун тут же увидел зерно в его словах.
- Вот реал. Не имеют права трогать нашего ниггера!
Леонард снова пересек дорогу и поехал прямо на парней из "Уайт Три", ударив по сигналу. Парни тут же бросили свою добычу и разлетелсь во всех направлениях. Лягушки так бодро не прыгают.
Скот замер, ошарашенный и изможденный, колени подвернулись и касались друг друга, глаза круглые, как сковородки для пиццы. Раньше он не замечал, какие у машин здоровые решетки бампера. Как зубы в ночи, а фары – как глаза. Он почувствовал себя глупой рыбкой, которую сейчас проглотит акула.
Леонард затормозил резко, но для грязи у шоссе этого было мало, и они врезались в Скотта так, что он перелетел через капот и влетел в лобовуху, прилипнув лицом, а потом сполз, зацепившись и оторвав футболкой дворник.
Леонард распахнул дверь и позвал Скотта, лежащего на земле:
- Сейчас или никогда.
Парень из "Уайт Три" добежал до машины, и Леонард выхватил из-под сиденья молоток, вышел из машины и врезал. Тот рухнул на колени и сказал что-то будто по-французски, но не по-французски. Леонард схватил Скотта за шкирку, рывком поднял, обернулся и забросил в раскрытую дверь. Скотт переполз через переднее сиденье назад. Леонард швырнул молотком в парней из "Уайт Три" и отступил, бросился за руль. Снова завел машину и вдарил по газам. "Импала" рванула вперед, и Леонард, держась рукой за дверь, раскрыл ее и сбил одного из "Уайт Три", словно взмахом крыла. Машина вскочила назад на шоссе, цепь натянулась и срезала еще двух из "Уайт Три" так же гладко, как сушеные подсолнухи.
Леонард посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как двое из "Уайт Три" тащат того, которого он вырубил молотком, в "универсал". Остальные, кого снял он с псом, поднимались на ноги. Один выбил домкрат из-под машины Скотта и теперь долбил им фары и лобовуху.
- Надеюсь, она у тебя застрахована, - сказал Леонард.
- Я ее одолжил, - ответил Скотт, отрывая от футболки дворник. – Вот, тебе еще пригодится. – он бросил дворник между Леонардом и Пердуном.
- Одолжил? – сказал Пердун. – Так же еще хуже.
- Не, - сказал Скотт, - владелец не знает, что я ее одолжил. Я бы заменил пробитое колесо, если бы у жмота была запаска, но я залез, а там, блин, только обод. Кстати, спасибо, что спасли от смерти, а то бы мне с вами больше не кататься. Хоть вы и меня славно переехали. Грудь теперь болит.
Леонард снова заглянул в зеркало. Парни из "Уайт Три" быстро нагоняли.
- Жалуешься? – спросил Леонард.
- Не, - ответил Скотт, и оглянулся на заднее стекло. Увидел болтающегося пса и разлетающиеся куски. – Надеюсь, ты не забыл, что у тебя пес на привязи.
