с великим трудом поднялась на ноги, держась рукой за переборку. Ноги не гнулись и Эля прошла взад-вперёд по каюте. Ноги расходились. Ходьба помогла Эле прийти в себя. У неё проснулся аппетит, но о том, чтобы взять что-то со стола не могло быть и речи — так от него разило тухлятиной!
— Ёёёёё, — протянула она, глядя на стол. Стол ломился от еды и от всех этих «вкусняшек» исходил такой амбре, что не возможно было стоять рядом. Эля отошла подальше и постаралась дышать ртом. Но даже запах тухлятины не отбил чувство голода молодого организма.
И тут девушка вспомнила про свои пирожки, оставленные на утро. Оглядевшись вокруг девушка не нашла стул или чего-то подходящего для сидения и устроилась на полу. «Юбка будет грязная», — с досадой подумала Эля и вынула из сумки свёрток. Пирожки были чёрствые, но она была и этому рада.
Они были съедены в мгновенье ока и не утолили аппетит, а только раззадорили его. Эля вздохнула. Это была самая тяжёлая ночь в её жизни. Да и могло ли быть до сна? Не прекращающийся шорох грызунов, топот над головой, перекатывание чего-то тяжёлого снизу и множество других не менее мерзких шумов.
«Господи, — думала Эля, — если ты меня слышишь, а Бог не может не слышать, забери меня отсюда. Верю, Господи в твоё могущество»
Из коридора донеслись приближающиеся шаги. «Опять тащится», — обречённо подумала девушка. Неловко и устало она поднялась на негнущиеся ноги, поправила на талии юбку, провела по ней ладонями для того, чтобы стряхнуть налипший сор и поправила на себе блузку … дешёвую блузку, которая ещё вчера казалась новой …
«Капитан» вошёл и … вновь удивил: это был тот же самый персонаж — те же самые черты, та же манера держаться и тот же голос. Но в этот раз он был более молодой и полный. Одежда на нём была уже другая — более яркая и бо̍̍льшего размера. И ни одной морщины, казалось, что подкожный жир на рыхлом лице с обвисшими как у бульдога щеками выровнял всё. А ещё Эле показалось, что теперь уже бывший «сморчок» со вчерашнего дня ещё немного подрос. Он стал немного выше ростом.
— Ну что? Готова к ласкам? Не забывай: Он тебя здесь не услышит, — весело сказал вошедший.
Эля молчала, ей казалось, что лучше не «цепляться с ним языком». Не отвечать на вопросы, не вступать в пререкания. Да и зачем с ним пререкаться? — всё равно ничего не докажешь! Зачем отвечать на вопросы? Вопросы все риторические и никакие ответы её положения здесь не улучшат.
— Я знал, что ты станешь покладистой, — с явным разочарованием сказал «капитан». Нехотя он стал расстёгивать сюртук.
Эля, как и вчера, юркнула за стол, а «капитан» разразился злорадным смехом. Едва девушка успела моргнуть глазами — большой, тяжёлый стол с толстыми ножками уже летел сторону. Эля в мгновенье ока … или ей так показалось? — влезла на низкую тумбочку, а с неё уже на более высокий шкафчик.
«Капитан» же не спеша подошёл к шкафу и радостно посмотрел снизу вверх в её глаза. И вот она вновь встретилась с ним взглядом. Нет — в прошлый раз не показалось! Не отрываясь, она смотрела в его огненные глаза и не могла даже моргнуть — страх сковал всё её тело, она просто не могла пошевелиться.
— Попалась, голубушка! Уже не вылетишь из клетки.
А в голове прозвучал голос: «Я тебя и после смерти буду мучить».
И Эля поверила: она действительно попалась. Теперь её доля будет горше самой горькой. Она уже обессилена и больше не в состоянии сопротивляться ему. Ей осталось только ждать, пока он не убьёт её точно так же, как и Альбину.
…Эля никогда не могла похвастаться обилием подруг. Но, тем не менее в подруги она всегда выбирала тех девочек, кто был старше её … конечно из тех кто согласен был с ней дружить. И вот теперь перед её лицом промелькнуло и исчезло воспоминание то самое ночное воспоминание, посетившее её этой жуткой ночью — тот разговор о том, что произошло с Европой между Алёной и её подругой. Разговор, в котором они смаковали несчастье, произошедшее с, в тот момент, пока ещё не знакомой ей девушкой по имени Европа. Тот подслушанный ею разговор и злорадное обсуждение чужого несчастья и эта мерзкая фраза: «Её никто не заставлял отращивать такие дойки…»
В жизни Эли никогда не было такого эпизода как абьюз, которого она боялась с того памятного и так поразившего её разговора. Не было в её жизни и соития по обоюдному желанию, и в свои 16 лет она сохраняла невинность. Однако наслушавшись рассказов о том, как это бывает, очень боялась перспективы быть изнасилованной. После Алёны, так легко рассуждавшей на эти темы, Эля дружила с другой девочкой. И этой девочкой … была Европа. Та самая Европа, которую «никто не просил отращивать такие дойки» и которая была «сучкой», на которую «кобель не вскочит пока не захочет». С Европой она познакомилась через пару лет, и хоть, на тот момент, её новая подруга и носила такое редкое имя, о том что это та самая Европа, Эля узнала гораздо позже. И знакомились они не посредством Алёны.
Общение девушек было приятно им обоим и в скором времени переросло в дружбу. Однажды Европа разоткровенничалась и в красках рассказала Эле каково это — когда тебя насилуют. В этом рассказе больше всего её поразили не слова о том, что кровь хлещет как из крана, а рассказ о том какие были ощущения при этом. «Боль была такая бут-то тебя на деревянный кол одевают» — говорила Европа.
«А ведь тогда Европка, по её словам, тоже была не в состоянии сопротивляться. Но это и понятно: её перед изнасилованием долго избивали» — Элю к действительности вернуло ощущение полёта. Видя, что к ней приближается пол, девушка напряглась и ушиб был чувствительный, но не столь силён. Хотя бы кости остались целы. Это «капитан», увидел что она снова вялая — решил её «взбодрить» и, потянув её за ногу, скинул со шкафа.
Склонившись над ней, он глумливо ухмылялся, а Элю просто передёргивало от омерзения. Его мерзкая щекастая рожа стала ближе. Появилось стойкое ощущение схватить топор и отрубить себе ногу только потому, что он прикасался к ней. Эля хотела податься назад, но тело вновь не слушалось её, волна всепоглощающего страха лишило её способности двигаться.
И вдруг, прямо на глазах Эли
