А вот соблюдение этого протокола порой доставляло Крису настоящую головную боль. С мыслью об этом он подъехал к дому рабби. Заглушив мотор, шериф не торопился вылезать из салона. Вольфе приехал в Клейсвилл сравнительно недавно и постоянно забывал о существовании тем, обсуждение которых было вполне нормальным делом для членов городского совета, но у всех прочих горожан вызывало приступы сильной головной боли.
Должно быть, Вольфе видел подъехавшую машину. Он выбежал на широкое крыльцо своего уютного, ухоженного домика, построенного в стиле 30-х годов прошлого века. Сейчас рабби больше напоминал плотника, нежели раввина. За ухом у него торчал карандаш, а рукава рубашки были по локоть закатаны. Едва приехав, Вольфе тут же предложил городскому совету толковый план реставрации обветшавшего жилья, за что его и избрали в совет. Надо сказать, рабби умел держать в руках плотницкие инструменты и свое жилище привел в порядок сам. Так что выражение «работать засучив рукава», имело к нему самое прямое отношение. Кстати, на заседаниях городского совета рабби Вольфе тоже частенько сидел с засученными рукавами.
Дальше оставаться в машине было просто невежливо. Кристофер вылез и захлопнул дверцу.
— Добрый день, шериф, — приветствовал его раввин. — Надеюсь, все в порядке?
Все это было сказано ровным, дружеским тоном, без намека на беспокойство, но они оба знали: просто так шериф не приехал бы.
— Я не отниму у вас много времени, — сказал Кристофер, идя по плиткам дорожки.
— Я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Вольфе. — Прошу в дом.
— Разговор недолгий. Мне вполне хватит и крыльца, — улыбнулся Крис.
Ему нравился молодой рабби, решивший поселиться в Клейсвилле. Он был бы рад посидеть с Вольфе за чайком или кофейком, но после нескольких минут разговора у шерифа начинала жутко болеть голова. А сегодня, как чувствовал Кристофер, она ему еще пригодится.
— Чем могу быть полезен? — вежливо спросил рабби Вольфе.
— В смерти миссис Барроу есть ряд странных особенностей, — сказал шериф, стараясь говорить как можно мягче. — Жителям города вряд ли нужно о них знать, но я подумал, что вам стоит поставить в известность остальных членов городского совета. Кому-то из вас следует зайти к Уильяму.
— Мы должны о чем-то рассказать мистеру Монтгомери?
Шериф слегка пожал плечами.
— Думаю, он уже знает. Он видел ее тело.
Рабби Вольфе понимающе кивнул.
— Хорошо. Вечером я созову заседание городского совета. Вы знаете…
— Нет, я ничего не знаю, — перебил его Кристофер. — И не хочу знать.
— Правильно, — лицо раввина сделалось непроницаемым. — Благодарю вас, шериф.
— Я всего лишь делаю свою работу, — снова пожал плечами Кристофер.
Кивнув раввину, он повернулся и быстро зашагал к своей машине. Кристофер Мак-Инни вовсе не был трусом. Если требовалось, мог пустить в ход кулаки и даже оружие. Но он решительно не хотел знать того, чего ему не следовало. Любой наблюдательный человек подтвердит: в жизни полно моментов, когда лучше всеми силами избегать вопросов. Тогда события будут разворачиваться именно так, как надо.
Покончив с делами, среди которых были и отцовские поручения, Байрон еще какое-то время покатался по окрестным дорогам, чтобы освежиться, и, наконец, остановился возле бара «Галлахер» — его всегдашнего вечернего пристанища. Бар считался лучшим заведением в городе: деревянные полы, деревянная стойка, бильярдные столы, доски для любителей поиграть в дартс, холодное пиво и качественные напитки покрепче. Такие бары встречались Байрону и в других местах, поэтому «Галлахер» всегда создавал у него иллюзию, будто он находится за пределами Клейсвилла. Здесь Байрон мог расслабиться, в том числе и после закрытия бара.
Но только не сегодня.
Поначалу было очень даже неплохо, однако с наступлением вечера его напряжение все усиливалось. Он не провел здесь и получаса, а уже трижды смотрел на часы, чтобы не опоздать в аэропорт. В какой-то момент Байрон понял, что едет в аэропорт, и повернул назад. Потом это повторилось. Ему действительно очень хотелось увидеть Ребекку, но захочет ли она этого? Не слишком-то приятно, когда тебя встречает сын владельца похоронного заведения.
— Собираешься что-нибудь выпить или просто греешь свой табурет? — спросила Эмити, скрывая улыбкой язвительность вопроса.
С момента его возвращения Эмити стала для Байрона настоящей находкой. Она никогда ничего не требовала и довольствовалась тем, что он мог предложить.
— Байрон, я тебя спрашиваю, — уже не столь уверенным тоном повторила Эмити.
— Выпить, — коротко ответил Байрон, постучав по пустому бокалу.
Бросив на него оценивающий взгляд, Эмити взяла бокал и насыпала туда лед. Она была хорошенькой и не обиженной вкусом. Заколки в виде костлявых рук скелета скрепляли ее золотистые волосы. За стеклами очков в толстой красной оправе прятались темные глаза, щедро подведенные серыми и пурпурными тенями. Эмити любила облегающие блузки. Сейчас на ней была одна из ее любимых — черная, с изображением мультяшного монстра и двумя фразами: «Сделал ставки?» спереди и «Сорвал куш?» сзади. Эмити была на четыре года младше Байрона. Естественно, в старших классах он не обращал внимания на таких малявок, а вот по возвращении домой заметил. Эмити старалась жить без излишних сложностей. Их отношения с Байроном строились по той же схеме, какой от него добивалась Ребекка: никаких привязок, никаких влюбленностей и разговоров о будущем.
«Наверное, я изменился», — подумал Байрон.
Эмити украдкой посмотрела на него. Байрон молча смотрел, как она наливает в бокал тройную порцию шотландского виски. Тогда он достал из бумажника кредитную карточку. Одной рукой Эмити взяла карточку, а другой вытащила из-под стойки новую подставку и поставила на нее бокал.
— Все будет в порядке, — сказала она.
— Что именно? — не понял Байрон.
— Я о нападении, — ответила Эмити, поворачиваясь к кассовому аппарату.
— Нападении, — вслед за ней медленно повторил Байрон.
Она кивнула, продолжая заниматься его карточкой.
— Да, Байрон. Все будет в порядке. Ты должен верить… Все мы на это надеемся с той самой минуты, как узнали о ее смерти.
Байрон застыл. Слова Эмити лишний раз напомнили ему, как мало они разговаривают. Ведь он почти ничего не знает о жизни этой девушки, ни о ее интересах, ни о ней самой.
— Ты говоришь о Мэйлин? — на всякий случай спросил Байрон.
— О ком же еще? — вопросом ответила она, вставляя карточку в приемник.
