— Что мы получим на третий раз, избиение и публичные издевательства?
— Не будет третьего раза, — сказала она. — Мне жаль. Правда.
Он посмотрел на неё долгим взглядом, потом убрал удостоверение обратно в карман. Клэр знала этот взгляд и видела, как тревожно движутся мышцы вдоль его подбородка. Он молча считал до десяти, заталкивая внутрь порыв сказать что-то сумасшедшее и убийственное.
Когда он замедлил дыхание, она знала, что это хорошо, а сама почувствовала напряжение, даже не заметив, как оно начало расползаться по позвоночнику.
— Спасибо, что увиделась с нами, — сказала Клэр, и Ханна встала, чтобы подать ей руку. Клэр приняла её, хотя по-прежнему чувствовала неловкость при рукопожатии. Старание быть профессиональной всегда напоминало ей мошенничество, как когда дети играют в переодевания. Но она старалась удержать пристальный взгляд Ханны, когда та вернула себе решительный, сдержанный вид. — Ты уверена, что не хочешь пойти с нами?
— Ты намерена увидеться с Амелией?
— Мы должны попробовать, — сказала Клэр. — Не так ли? Как ты сказала, она слушала меня, немного. Может, всё еще будет.
Ханна покачала головой.
— Малышка, у тебя есть мужество, но я говорю — это не сработает.
— Ты хотя бы договоришься о встрече для меня? Таким образом там будет запись.
— Да. — Ханна посмотрела на Шейна. — Ты собираешься позволить ей сделать это?
— Не в одиночку.
— Хорошо.
Десять секунд спустя они вышли в зал ожидания под пристальным взглядом помощницы, а затем в коридор. Клэр сделала глубокий вздох.
— Разве мы на самом деле чего-то добились?
— Да, — сказал Шейн. — Мы выяснили, что Ханна больше не собирается помогать нам. Пришли разобраться к мэру Морганвилля, у которого связаны руки? Кто видел этот визит? — он остановил Клэр и положил руку ей на плечо. — Я пойду с тобой увидеться с Амелией.
— Это мило, но если ты будешь со мной, то это будет похоже на разгуливающий призыв к беспокойству.
— Просто они знают, что я предпочитаю своих вампиров экстра-хрустящими…
— Именно. — Клэр накрыла его руку на плече своей. — Я буду осторожна.
— Я имел ввиду то, что сказал. Ты не пойдешь туда одна, — сказал он. — Возьми Майкла. Или — я не верю, что действительно говорю это — возьми Мирнина. Просто чтобы кто-то был с тобой, хорошо?
Это действительно было чем-то, что Шейн вообще предложил ей пойти куда-нибудь с Мирнином, и на то были веские причины… у Мирнина были чувства к ней, и к Шейну у него тоже были чувства, только полностью противоположные. Как у Мирнина, вероятно, были мысли о смерти её бойфренда, так и у Шейна были те же фантазии. Это было взаимным, странно весёлым отвращением, даже если у них не было прямого конфликта.
— Хорошо, — сказала Клэр. Она не хотела этого, но её тронуло то, как искренне он заботился о ней. Она пережила многое в Морганвилле — не так много, как пришлось Шейну — и она считала себя довольно выносливой в эти дни. Не нерушимой, но… крепкой.
В один из таких дней ей придётся сесть и объяснить ему, что она больше не была хрупкой, маленькой шестнадцатилетней девочкой, с которой он познакомился, она была взрослой (она имела ввиду статус, не смотря на возраст) и казалось, что она могла решать задачи по выживанию здесь. И в то же время это было мило и прекрасно, что он хотел защитить её, в какой-то момент ему действительно нужно понять, что это не его работа двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Он переплёл их пальцы и повел к лифту. Они не повторили поцелуй, что было немного разочаровывающим, но он прямо проигнорировал преследующую Аннабель внизу в внешнем коридоре. Уже лучше.
После холода коридора выход на солнце был таким, будто бы она сунула голову в печку, Клэр моргнула и схватила свои солнцезащитные очки. Они были дешевые и веселые, отражающие небо — подарок от Евы, конечно же. Когда она их надела, то увидела нечто странное.
Моника Моррелл всё ещё была здесь. Стояла у подножия лестницы, прислонившись к неприступным гранитным столбам (здание суда было построено в стиле, который Клэр любила называть Ранним американским мавзолеем) и затенила глаза, чтобы взглянуть на улицу. Горячий ветер шевелил её длинные, блестящие, тёмные волосы, как шелковый лист, и платье — как всегда — было в опасной близости к нарушению законов приличия, когда ветер добирался до подола.
Шейн тоже увидел её и замедлился, стрельнув на Клэр косым взглядом. Она молча согласилась. Это было странно. Моника не стояла просто так на одном месте, по крайней мере, если не делала какое-то заявление. Она всегда была в движении, как акула.
— Хах, — сказала Моника. — Это странно. Вам не кажется, что это странно? — она обратилась с замечанием к воздуху, но Клэр предположила, что оно предназначалось ей и Шейну. Вроде того.
— Что? — спросила она.
— Фургон, — сказала Моника и наклонила голову в сторону улицы. — Припарковался на углу.
— Мило, — сказал Шейн. — Кто-то получил новые колёса.
— Модель этого года, — сказала Моника. — Я знаю факт, что на нашей автостоянке ни у одной хромой задницы нет даже прошлогодней модели. Мне прошлось преодолеть путь в Одессу, чтобы купить свой кабриолет. Морганвилль точно не идёт в ногу с передовыми новинками.
— Хорошо, — пожал плечами Шейн. — Кто-то съездил в Одессу и купил новый фургон. Что в этом странного?
— Потому что я бы узнала, если бы они это сделали, тупица. За год никто в Морганвилле не купил новый фургон, — она звучала уверенно. Моника была королевой городских сплетен, и Клэр должна признать, это имело смысл. Она бы знала. Она, наверное, знает серийные номера каждой покупки, и сколько раз он проезжал в городе, и во что был одет водитель каждый раз. — Кроме того это сияние? Вот так город, а не страна. И, заметьте, тонировка.
— И? — спросила Клэр. Большинство глянцевых автомобилей в Морганвилле имели супер-тёмные окна, потому что они принадлежали людям, у которых была — мягко говоря — аллергия на солнце.
— Это не вампирский оттенок, — сказал Шейн. — Тёмный, но не такой тёмный. Обычный материал. Хм. И логотип сбоку. Не могу рассмотреть его, хотя… — его голос затих, когда открылась дверь фургона. Вышли три человека.
— О, — сказала Моника. — О. Боже. Мой. Посмотрите на него.
Там было двое мужчин, выходящих из фургона, но Клэр знала, что она имеет ввиду… Был только один, подходящий её словам, даже на расстоянии. Высокий, тёмный, латинский, горячий.
— Это, — продолжила Моника голосом с чем-то похожим на страх в нём, — какой-то серьёзный парень-конфетка. — Шейн изобразил звук в горле, что вызвало неторопливую улыбку на губах Моники. — Бьюсь об заклад, если я лизну его, то почувствую фруктовый вкус. Маракуйи.
