Ознакомительная версия.
В общем, вышло так, что потом Росите меня пришлось торопить, что-то я совсем в делах закопался. Она уже вся в белом и золотом, как ей и подобает, а я еще в домашнем сижу. Завис на телефонах, на писании писем, на бухгалтерии. К счастью, я одеваюсь быстро, так что через пару минут и я был готов.
Стоянка у «Доннованз» оказалась просторной, в стороне от дороги, так что бросить машину и вызвать такси – вообще никаких проблем. Сам ресторан хоть и довольно большой, но уютный, интерьер в темном дереве и меню огромное, разве что выбирать пришлось осторожно – за соседним столиком какой-то стейк, как я заметил, подали в поджаренной булке, на манер бургера, что можно считать и вовсе надругательством над мясом.
Салаты здесь огромные, поэтому непривычному человеку лучше знать, что на одного их брать нет смысла, ни на что другое места в брюхе не останется. Так что взяли, как и планировали, на двоих. Салат вроде простой – нарезанные листья, стружка обжаренного бекона, обжаренные же орехи, но вот вкусно. Даже Росита удивилась.
– Это заправка такая, – предположил я.
– А что в ней?
– Мне кажется, что сладкий чили в лаймовом соке, но ручаться не буду.
Кстати, Росита после общения со мной стала застольным манерам уделять на удивление много внимания, поэтому я перехватил ее взгляд – мужик за соседним столом трескал свой стейк в булке, держа его руками. В Америке вообще с застольными манерами не так чтобы очень; к слову, непривычного человека поначалу очень многое удивляет. Я поначалу даже не мог привыкнуть к их манере сначала порезать весь стейк на мелкие кусочки, потом взять вилку в правую руку и есть уже так. Как-то кажется, что у них все манеры из школьной столовой вытекают.
Но именно стейк – огромный добротный «T-bone» – был что надо, не придерешься. И зажарен как положено, и мясо исключительное, и красное сухое вино под него было хоть и чилийским, но тоже хоть куда. Я даже на десерт повелся, чего никогда не делаю на самом деле, но вот сегодня хотелось настоящего ужина во всей его полноте.
И за этим десертом Росита спросила:
– Скажи, ты все же остаешься со мной или… опять хочешь уйти? Можешь ответить честно?
Вопрос серьезный и как-то праздничное настроение немного нарушал, я в первый момент даже отшутиться хотел, но потом сообразил, что вот как раз этого делать не надо. Поэтому ответил вполне серьезно:
– Я никуда не ухожу. Не хочу и не собираюсь.
– Ты не должен к ней уходить. Даже если ты уйдешь от меня, то не к ней, обещай.
– Здесь нечего обещать, я никуда не собираюсь, – повторил я.
Я действительно не собираюсь, я уже все решил.
Росита вздохнула, откровенно пропустила мое уверение мимо ушей, затем сказала:
– Она – зло. – Росита посмотрела мне в глаза, крутя в тонких пальцах с этими безумными ногтями недопитый бокал с вином. – Если ты будешь с ней, то превратишься в одного из них. Я это чувствую. После того, как я спустилась с тобой вниз, я вообще… изменилась. Я слишком много чувствую, у меня словно кожи нет теперь.
– Я же сказал…
Она замотала головой, не давая мне заговорить, ее хвост из убранных под резинку волос хлестнул ее по лицу.
– Не перебивай, я всего лишь раз об этом скажу!
Я показал жестом, что заткнулся.
– Неважно, что сейчас. Сейчас у нас все хорошо, кажется, как я чувствую. Но ты ее не забудешь, тебя всегда к ней будет тянуть. И я знаю, что она лучше меня… не перебивай!
Я хотел протестовать, хотя бы из вежливости, но опять промолчал.
– Я из трущоб, почти что с помойки.
– Она тоже, – вставил я. – С куда худшей.
Росита замолчала, явно удивившись. Мы никогда не обсуждали с ней личность Мэри Ринг. А сама Росита все же девушка простая, полезть в компьютер за информацией самостоятельно для нее все же слишком.
– Энн Хилли, она же Мэри Ринг, родилась у проститутки от неизвестного отца, и мать сдавала ее в прокат с десяти лет. В обмен на дозу. И примерно в этом же возрасте она начала убивать.
Наверное, мне тоже просто следовало сказать это вслух. Самому себе, встав перед зеркалом, потому что только сейчас я наконец услышал, как это прозвучало. Да, она изменилась… в чем-то стала настоящей светской женщиной, но при этом она все же осталась тем монстром, которого создала полусумасшедшая мать-наркоманка.
– Тогда… почему?
– Ты точно хочешь это обсуждать? – спросил я.
Лично я обсуждать свои отношения с Энн Хилли с Роситой не хотел. Просто потому, что некоторым вещам так лучше и остаться лежать в темноте. Ты говоришь своей женщине что-то о себе, и тебе кажется, что об этом надо сказать – и оно остается между вами навсегда. Никакое сказанное слово не уходит в никуда, как вода в песок. Оно всегда оставляет след. И поэтому со словами нужно обращаться осторожно.
– Нет, – покачала она головой в задумчивости. – Нет, наверное.
– Вот и не будем. Я все равно буду с тобой. Сколько у нас получится. У нас обоих, – уточнил я уже специально для нее.
Загуляли мы с Роситой почти до утра. Весело, от всей души, ничто нам не мешало. Вместо клуба с диско мы приехали в клуб с кантри и line dance, где и от души поплясали в компании старых, молодых и всяких прочих. В награду оба получили похмелье и поздний подъем, но была суббота, так что можно было себе сначала позволить валяться до полудня, а потом провести ленивый день. Даже два, потому что дальше было воскресенье. Которое мы провели на стрельбище и за долгим ланчем в мексиканской кафешке. Пусть уже и безопасно, но все в этом мире относительно, на этот раз я решил научить Роситу стрелять по-настоящему хорошо, а она, после всех событий, решила этому научиться.
В понедельник Росита, радостная и вдохновленная, поехала к себе в офис, ну и я двинул на работу. Встретили меня там, можно даже сказать, тепло, как давно потерявшегося и неожиданно нашедшегося блудного сына, и я от основных дел не отвлекался до самого вечера, к радости Ната, которому уже остро требовались мои указания, чтобы не брать ответственность за решения на себя. И только к закрытию, когда уехал пикап с грузом всякого «препперского» имущества, закупленного у нас, и все засобирались по домам, я подошел к Блэйку:
– Глушитель на «полтинник» у тебя готов?
– А как же! – Он даже обиделся. – Могу показать.
Показал. Собственно говоря, он и раньше был готов, просто блестел сильно, а сейчас Блэйк его выкрасил в цвета пустынного камуфляжа, равно как и «баррет», к которому он прилагался.
– Испытать собираюсь, – сказал я. – Завтра. Можно уже?
– Вполне. Я на триста метров пристрелял.
Ознакомительная версия.
