— А вот что по этому поводу… — начал он, но Карл Иванович не дал ему закончить.
— Вы из какой церкви?
— Из христианской.
— Я понимаю. Называется как? — Вообще-то мы баптисты.
— Ну а мы атеисты, — отрезал Карл Иванович, давая понять, что разговор закончен.
Следующий звонок раздался ровно в шесть часов вечера. Карл Иванович как раз поменял воду во всех поилках, вернулся на Кухню и прилег поспать на диванчик. Звонок не унимался, словно палец пришедшего прилип к нему.
За дверью стояли двое рослых мужиков в плащах. Лицо одного было хмурым и квадратным, другой же оказался голубоглазым и приятным на вид.
— Добрый вечер, Карл Иванович, — улыбнулся голубоглазый, ловким движением распахивая служебные корочки. — Мы к вам по делу.
— Кто такие? — насторожился Карл Иванович.
— Вы нас впустите сначала, — произнес голубоглазый таким тоном, одновременно вежливым и бескомпромиссным, что даже Карл Иванович не смог отказать, хотя буквы в удостоверении толком не разглядел.
Войдя в прихожую, гости деловито огляделись.
— Пройдемте на кухню, — сказал Карл Иванович. — Там нам будет удобнее разговаривать.
Он зашел и устроился в кресле. Голубоглазый сел на старую табуретку, смахнув перышко, а хмурый застыл у двери, видимо, не решаясь опуститься на расстеленный диванчик.
— Карл Иванович, наш визит неофициальный, — деловито сообщил голубоглазый. — Мы хотели бы сегодня просто познакомиться с вами.
Карл Иванович молчал, и мужчина продолжил:
— В надежде на будущее сотрудничество. Карл Иванович снова промолчал.
— В определенных кругах ходят слухи о вашем уникальном даре предсказывать результаты политических выборов.
— А вы на улице прохожего остановите, — посоветовал Карл Иванович. — Хоть кто-нибудь не горазд это делать?
— Верно, — кивнул голубоглазый. — Но только вам это удается безошибочно.
Карл Иванович кивнул на телевизор с наушниками и стопку газет, исчерканных карандашом.
— Это потому, что я интересуюсь политикой, — пояснил он. — А в чем, собственно, дело?
Голубоглазый побарабанил пальцами по столу, обернулся и посмотрел на хмурого.
— Соседи на вас жалуются, — проронил тот. — Антисанитарное состояние. Превратили жилплощать в курятник. По всей площадке пух.
— А что, теперь запрещено держать в квартирах попугайчиков? — спросил Карл Иванович, в упор разглядывая хмурого.
— У вас же не один и не два.
— А где указано, сколько можно? — осведомился Карл Иванович.
— А это просто указывается, — буркнул хмурый. — Это, значит, приходит санитарная комиссия. Проверяет, значит, состояние квартиры. И выписывает, значит, предписание. Ежели предписание не выполняется — отключается вода, газ, электричество, и квартира опечатывается.
Карл Иванович некоторое время размышлял.
— Я пенсионер, — заметил он. — Фронтовик. Инвалид.
— И бизнесмен, — вставил голубоглазый.
— Ну, это громко сказано, — спокойно возразил Карл Иванович. — Был бы бизнесменом, жил бы на Рублевке. Попугайчики — мое хобби.
— Говорящие попугайчики, — уточнил голубоглазый.
— Политически грамотные.
Наступила тишина, и в этой тишине вдруг явственно щелкнуло реле таймера.
«Да здравствует наш мэр — дорогой Эмиль Гарриевич! — раздалось из недр комнаты. — Эмиль Гарриевич — лучший в мире мэр!»
Карл Иванович прошествовал в прихожую мимо посторонившегося хмурого и щелкнул тумблером. Голос смолк на полуслове. Карл Иванович вернулся в кресло и прикрыл веки.
— Молодые люди, объясните прямым текстом, чего вы добиваетесь.
— Объясняю, — откликнулся голубоглазый. — Вы выращиваете попугайчиков к выборам. Обучаете их лозунгам и сразу по итогам продаете различным людям и организациям…
— Так, — согласился Карл Иванович. — Различные люди и организации любят выслужиться перед новым начальством, поселив в кабинете политически грамотного попугайчика с самого момента объявления итогов. И новое начальство с большой симпатией относится к таким проявлениям служебной вежливости. Кто-то покупает портрет, кто-то говорящего попугайчика. Я не пойму, в чем проблема?
— Проблема, Карл Иванович, в том, что вы за двадцать лет ни разу не ошиблись. И мы бы хотели с вами об этом поговорить, а может и посотрудничать. На выгодных для вас условиях. Мы ответственная государственная структура, и нас интересует источник вашей безошибочной информации. Что тут непонятного?
— Что значит, ни разу не ошибся? — переспросил Карл Иванович.
— Это значит; — объяснил голубоглазый, — что вы ни разу не заставили ваших попугайчиков репетировать имена тех кандидатов, которые потом не прошли.
Карл Иванович как будто не слышал. Затем веки его дрогнули и приоткрылись.
— Ах вот оно что… — произнес он. — А я-то думаю, куда вы клоните… Что за тон, что за шантаж с санитарной инспекцией… — Карл Иванович привстал в кресле, оперся на палку, поднялся на ноги и зашаркал к выходу из кухни. — Я-то думаю, что за фантастика, что за намеки… — Он остановился на пороге и махнул палкой. — А ну-ка, брысь отсюда оба! Живо, я сказал! Живо!
Незваные гости недоуменно уставились друг на друга.
— Живо! — повторил Карл Иванович. — Ишь ты, совсем с ума посходили.
— А в чем дело? — Голубоглазый пытался сохранить невозмутимость, но по его лицу было понятно: все идет не так, и он уже сам это чувствует.
— Кто вам вообще про меня доложил? — кипятился Каря Иванович. — Откуда информация?
— У нас свои каналы.
— Ваши каналы — взять и выпороть, — заявил Карл Иванович. — Кто вам сказал, что я никогда не обучал попугаев именам проигравших кандидатов? Кто? Вы хоть знаете, как у меня все устроено? У меня — две комнаты, сам живу на кухне. В каждой комнате — по обучающей колонке. В одной комнате попугаи разучивают одного кандидата, в другой — другого. Двери всегда закрыты. Каких больше учить, каких меньше — это я решаю по газетам. Выигравших продаю. Проигравших — бесплатно раздаю активистам штаба. Тупых и упрямы, кто имен повторять не научился, — выпускаю в форточку. Лесопарк рядом, пусть живут как котят. Ясно? Голубоглазый многозначительно посмотрел на хмурого.
— Пусть покажет, как он учит за Райкова, — пробасил хмурый. — Он за одного Адаскина учит.
— Покажите пожалуйста, в какой комнате вы учите хвалить Райкова, — попросил голубоглазый.
— Разумеется в маленькой. Извольте. — Карл Иванович щелкнул тумблером.
«Райков Алан Кайсанековнч, заслуженный поэт! — загремел голос из загаженной колонки. — Да здравствует наш мэр Райков!»
