— Он тебя кадрит, да?
— Нет, — ответила она. — Он умер.
— Боже! Серьезно? Не шутишь?
Она покачала головой.
— Несчастный случай, да?
— Вероятно.
— Вы перестали общаться? Я рад, что он умер. Наверное, я не должен был это говорить. Но сказал.
Она фыркнула.
— Он ничего для меня не значил.
— В смысле, надеюсь, он не очень страдал. Типа того.
— Гэвин, это твой носок?
— Что? — спросил он. — Этот? Нет. Впервые его вижу. Так чем все кончилось с той спиритической ерундой, ты решила на нее забить?
— О да. С этим покончено. — Она подняла носок и изучила его. — Ты такие не носишь. Ужасная серая дрянь. Похоже на раздавленную крысу. — Она нахмурилась. Где-то она уже видела пару этого носка, но не могла вспомнить где.
— Колетт… послушай… я не должен был тебе лгать.
— Все в порядке. — Она подумала, я тебе тоже наврала. Потом, чтобы не показалось, что она простила его слишком охотно, добавила: — Ничего другого я и не ожидала.
— Не могу поверить, что прошло семь лет. После нашего разрыва.
— Нет, действительно семь. Около того. Мы разошлись в то лето, когда погибла Диана. — Она бродила по кухне, трогая пальцем липкие стены. — Пожалуй, прошло шесть лет и триста шестьдесят четыре дня с тех пор, как ты последний раз протирал кафель.
— Теперь я рад, что мы не продали квартиру.
— Правда? И почему?
— Все словно стало как прежде.
— Время не идет вспять.
— Да, но я не помню, почему мы разошлись.
Она нахмурилась. Вообще-то она и сама не помнит.
Гэвин уставился под ноги.
— Колетт, мы были парой остолопов, верно?
Она подобрала шерстяной носок и бросила его в мусорное ведро.
— По-моему, женщины не могут ими быть, — сказала она. — Остолопами. Да, не могут.
— Думаю, ты все можешь, Колетт, — кротко возразил Гэвин.
Она взглянула на него. Он повесил голову, точно пес, которого забыли под дождем. Она взглянула на него, и сердце ее смягчилось: то место, где должно было быть ее сердце.
Адмирал-драйв. Эл слышит, как соседи гудят снаружи. Наверное, размахивают плакатами. Сержант Делингбоул говорит с ними в мегафон. Эл не напугаешь. Когда вас душили так часто, как душили ее, когда вас топили, когда вы столько раз умирали и снова возрождались, что такого, черт возьми, нового могут сотворить с вами соседи?
Передо мной лежит несколько дорог, думает она, и я должна выбрать одну. Она смирилась с тем, что Колетт не вернется. Не исключено, что она раскается; Эл воображает, как Колетт говорит, я поспешила, давай начнем сначала, но она отвечает ей, нет, вряд ли, Колетт: что было, то прошло.
Пора встряхнуться. После всех этих потрясений и оскорблений мне больше не видать здесь покоя. Даже если, когда все затихнет, соседи начнут подлизываться и кормить меня домашними пирогами. Они, может, и забудут, но не я. Кроме того, теперь они знают, чем я зарабатываю на жизнь. И это вовсе не предсказание погоды; тем более что метеостанция переехала в Эксетер.
Я могу позвонить агенту по недвижимости, думает она, и попросить оценить дом. (Голос Колетт нашептывает в уши, ты должна обзвонить трех агентов.) «Мисс Харт, а как насчет вашего сарая, который является объектом местного исторического значения? И как насчет черного облака зла, нависшего над вашими владениями? Вы выставите их на продажу?»
У агентов по недвижимости, думает она, память коротка. Ее забудут, совсем как червяков и полевок, которые прежде жили здесь, как недоношенного младенца, зарытого под изгородью.
Она звонит Мэнди.
— Наташа, медиум звезд.
— Мэнди, Колетт от меня ушла.
— А, это ты, Элисон. О боже. Именно это я и предвидела, честное слово. Когда мы искали завещание у миссис Этчеллс, я сказала Сильване, тут дело пахнет керосином, попомни мои слова.
— И теперь я осталась одна.
— Не плачь, милая. Я приеду и заберу тебя.
— Пожалуйста. На ночь или на две. Понимаешь, тут журналисты. Телекамеры.
— Это хорошо? — озадаченно спросила Мэнди. — В смысле, для бизнеса?
— Нет, у меня под окнами — митинг членов «комитета бдительности». Демонстрация.
Мэнди щелкнула языком.
— Охота на ведьм, да? Некоторые люди так ограниченны. А полиция приехала?
— Да.
— Но они ведь не пытаются арестовать тебя или что-то в этом роде? Извини, глупый вопрос. Конечно нет. Слушай, я возьму с собой Джемму, так надежнее.
— Нет. Приезжай одна.
— Прими горячую ванну, Эл. Отключи телефон. Освежи воздух лавандой. Я приеду быстрее, чем ты думаешь. Я заберу тебя оттуда. Немного морского бриза пойдет тебе на пользу. Прогуляемся по магазинам, накупим тебе всего, создадим новый имидж, я всегда считала, что Колетт дает тебе плохие советы. Записать тебя к парикмахеру? И к Каре на массаж?
Через три часа она готова покинуть дом. Полиция не слишком преуспела в разгоне толпы: не хотят, объясняют они, применять силу. Сержант Делингбоул говорит, ничего не поделаешь, возможно, вам лучше выйти из дома с одеялом на голове. Эл говорит, у вас есть официальное одеяло для подобных случаев или я могу воспользоваться своим собственным? Они говорят, конечно, своим. Женщина-полицейский услужливо взбегает по лестнице и высматривает мохеровую накидку, накидку цвета малины, которую ей когда-то купила Колетт, в лучшие времена.
Она наматывает ее на голову, мир становится розовым и пушистым. Подобно рыбе или новорожденному, она дышит ртом, мохер впитывает ее влажное дыхание. Женщина-полицейский берет ее под локоть, а Делингбоул открывает дверь; Эл поспешно ведут к полицейскому автомобилю с затемненными стеклами, который резво мчит ее прочь от Адмирал-драйв. Позже, в местных новостях она мельком увидит себя — от колен и ниже. Я всегда хотела попасть в телевизор, скажет она, вот и попала; по крайней мере частично, согласится Мэнди.
Когда они сворачивают на А322, Эл раздвигает шерстяные складки и оглядывается по сторонам. Губы зудят от накидки; она сжимает их, стараясь не размазать помаду. Сержант Делингбоул сидит рядом — для подстраховки, объясняет он.
— Меня всегда завораживали подобные вещи, — говорит он. — Паранормальные явления. Летающие тарелки. И все такое прочее. В смысле, нет дыма без огня, верно?
— Думаю, вы пытались проникнуть, — говорит она, — на одно из моих выступлений. Пару лет назад. Сразу после смерти королевы-матери.
— Благослови ее Господь, — автоматически произносит Делингбоул.
— Благослови ее Господь, — соглашается Элисон.
Немного развиднелось. В Уорплесдоне с деревьев капает на лужайки гольф-клуба. Женщина-полицейский говорит: