Толпа глухо ахнула и вновь замерла в напряженном молчании, наблюдая, как селестинка Эстасия, монахиня, приобщенная к тайнам Господним, легким танцующим шагом уходит в толщу бушующего огня и стена беспощадного пламени смыкается за ее худенькими, покрытыми уродливыми рубцами плечами.
* * *
Отчет о мартовских флорентийских событиях, составленный для его святейшества Папы Алессандро VI францисканцем Орландо Риччи и впоследствии фигурировавший в процессе против вероотступника Джироламо Савонаролы.
Его святейшество Алессандро VI смиренно приветствует францисканец Орландо Риччи и посылает ему настоящий отчет.
С великой печалью в сердце я вынужден вам сообщить, что 10 марта сего года вероломный доминиканец Джироламо Савонарола обрек на сожжение восемь мужчин и одну женщину, облыжно обвиненных им в ереси. Вышеупомянутое аутодафе закончилось тем, что погибли еще пять ни в чем не повинных людей: сестра-селестинка Эстасия, приобщенная к тайнам Господним, строитель Лодовико Ронкале, два юноши из Христова воинства (боевой молодежной организации, которую Савонарола использует для достижения своих неправедных целей), а также юная флорентийка, сгоревшая при попытке вытащить из огня своего отца, приговоренного к мучительной смерти.
Многие горожане получили ожоги. У людей выгорали волосы, брови, на тех, кто стояч ближе к кострам, вспыхивала одежда — и вообще, во всем этом было слишком много катастрофической неразберихи. Жар угрожал воспламенить здания, но никто из устроителей акции почему-то не озаботился тем, чтобы расставить и в толпе, и вокруг хотя бы бочки с водой, что не составляло большого труда, ибо Арно протекает в пяти шагах от площади Синьории.
Прежде чем дать сигнал к началу аутодафе, Савонарола призвал всех собравшихся одобрить кошмарное действо, утверждая, что оно угодно Господу нашему и что тем самым Флоренция очистит себя от скверны. Для вероотступника, заклейменного церковью и не допущенного к причастию, утверждать подобное — смертный грех.
Действия Савонаролы не упасают, а губят Флоренцию. Добропорядочные горожане, равно как и известные всему свету ученые бегут из нее, спасаясь от возведенных на них неправедных обвинений. У великих художников, чьими работами восхищается мир, опускаются кисти, музыканты молчат. Флорентийским торговцам нечего выложить на прилавки, ибо ввоза товаров в город не происходит. Савонарола относит к предметам роскоши шелк, тафту, парчу, батист и многие иные виды текстиля. Эти ткани запрещается производить, а поскольку Флоренция живет во многом за счет ткачества, подобные запрещения обрекают наш город на голод и нищету. Иноземные искусники и умельцы, прежде охотно обучавшие нас разнообразным полезным вещам, теперь объезжают республику стороной, чтобы не быть обвиненными в ереси.
Святой отец, поведение Савонаролы является вызовом Богу и церкви. Зловоние, им источаемое, уже достигло небес, и даже ангелы вопиют там от жуткого смрада. Умоляю, рассейте сгустившийся над Флоренцией мрак, подвергните этого безумца суду, покарайте его теми карами, какими он сам карает невинных. Савонарола — бешеный пес, чьи укусы губительны и заразны.
Клянусь, что все вышеизложенное — самая достоверная правда, но не могу утверждать, что в изложении моем нет предумышленности. Я не в силах взирать с беспристрастием на того, кто причинил Флоренции столько страданий, и молю небеса снять это бремя с моего сердца, чтобы и я мог простить ему его вины точно так же, как наш Спаситель простил своим истязателям и губителям их неслыханные злодейства.
Орландо Риччи, настоятель францисканской общины при Санта-Кроче Флоренция, 12 марта 1498 годаРуджиеро держал под уздцы гнедого, пока Ракоци приторочивал драгоценную поклажу к седлу.
— Вы уверены, что с ней все будет в порядке? А если это случится в пути?
— Мы справимся, — сказал Ракоци, осторожно затягивая ремни, — Где намечено в первый раз сменить лошадей?
— На одном хуторке. Там держат порядочных рысаков. Я уплатил им вперед.
— Хорошо. — Ракоци глянул через плечо на облако дыма, висевшее над флорентийскими крышами. — Нам надо поторопиться. Худшее позади, однако один мой знакомый доминиканец наверняка захочет еще раз меня повидать. — Он щелчком сбил порошинку копоти с рукава. — А что с фра Сансоне?
Руджиеро позволил себе улыбнуться.
— К несчастью, он сам себя запер в одном из подвалов. Это так на него не похоже. Я удивлен.
Ракоци поднял бровь.
— Как-нибудь ты расскажешь мне об этой истории поподробней. — Он огладил гнедого. — Картины?
— Они под вьюками.
— Превосходно. — Ракоци подошел к Гелате, но приостановился и вновь посмотрел на продолговатый вьюк, в котором покоилась Деметриче. — Надеюсь, там хватит земли. Она должна прийти в себя вечером. Хорошо бы к тому времени оказаться в Болонье. — (Руджиеро кивнул.) — Но это от нас не зависит, — спокойно добавил Ракоци. Минутой позже он уже находился в седле. — Не знаю, как все сложится дальше, но по этому дому я буду определенно скучать. Как, впрочем, и по Флоренции.
Не сказав больше ни слова, Ракоци пришпорил Гелату и покинул пределы своего обиталища. Руджиеро, поспешно вскарабкавшись на своего низкорослого жеребца, двинулся следом за ним, ведя двух вьючных лошадей в поводу. Ворота, ведущие во внутренний двор палаццо да Сан-Джермано, остались открытыми.
Флорентийские улицы были пустынны. Ракоци в последний раз оглянулся на строгую башню дворца Синьории и направил кобылу к воротам Санта-Кроче, охраняемым парой наемных солдат.
Охранники больше интересовались тем, что творилось на главной площади, чем двумя проезжавшими путниками, и не сделали никакой попытки их задержать. Эта беспечность, впрочем, не прошла для них даром. Через час ротозеев схватили и потащили в пыточную. Савонарола, узнав, что его провали, впал в бешенство, и ему требовалось сорвать на ком-нибудь злость.
В холмах пахло весной, и, хотя в низинах лежал ледок, на залитых солнцем пригорках пестрели цветы. Их аромат был столь силен, что окончательно перебил застоявшийся в ноздрях Ракоци смрад пылающей плоти.
На вершине одного из холмов они сделали остановку, чтобы еще раз взглянуть на Флоренцию. Дым, висевший над площадью Синьории, рассеялся, костры рассыпались в прах. С этого расстояния город казался игрушкой, рассеченной полоскою серебра. Белые стены зданий и их красные крыши напомнили Ракоци о древних селениях Греции. Вдруг он заметил, что из ворот Санта-Кроче выезжает небольшой конный отряд. Крошечные доспехи всадников ярко блестели.
