Она попыталась поднять голову, чтобы поцеловать его. Но он удержал ее.
— Не сейчас, — сказал он. — Ты еще не принята в число подданных Владычицы. Мне не следовало приходить за тобой, но она оказалась очень милостивой и не запретила. Лежи, лежи…
Время летело. Лошадь неутомимо мчалась вверх, в горы. Один раз Барбро различила несущееся мимо войско и подумала, что они движутся на битву против… кого? Того, кто там, на западе, лежит, закованный в печаль и железо? Потом она спросила себя, как имя того, кто привел ее в страну Древней Правды?
Наконец меж звезд показались высокие шпили, меж звезд волшебных и неярких, чей шепот утешает нас после смерти. Они въехали во двор замка, где горели свечи, шумели фонтаны и пели птицы. В воздухе стоял густой аромат брока и перикуп, руты и роз, потому что не все, что пришло с человеком, было плохим. Ровно и красиво плыли вверху пааки; мелькали дети; веселье оттеняло легкую грусть музыки.
— Мы приехали… — Голос Тима неожиданно изменился. Барбро так и не поняла, как он спешился, не выпуская ее из рук. Она стояла перед ним и видела, что он шатается от усталости.
Ее охватил страх.
— Как ты?.. — Она взяла его руки в свои. Они были холодными и шершавыми. Куда исчез Самбо? Ее взгляд скользнул под капюшон. Здесь, при более ярком свете, она могла ясно видеть лицо своего мужа. Но оно размывалось, теряло отчетливость, менялось… — Что случилось, что?
Он улыбнулся. Эту ли улыбку она так любила? Невозможно припомнить…
— Я-яя… я должен… идти… — прошептал он так тихо, что она едва расслышала. — Еще не время для нас… — Он высвободился и повернулся к фигуре в плаще, появившейся рядом. Туман закружился над их головами. — Не смотри, как я уйду… — попросил он ее. — Снова в землю… Для тебя это смерть. Когда придет наше время… Вот наш сын!
Упав на колени, она раскрыла объятия. Джимми влетел в них, как теплый, увесистый снарядик. Она ерошила его волосы, она целовала его шейку, она смеялась, плакала и несла глупости; это был не призрак, не украденный у нее кусок памяти. А когда она огляделась, садов уже не было. Но это ничего уже не значило.
— Я по тебе так скучал, мама. Ты не уйдешь?
— Я тебя увезу домой, мой маленький.
— Оставайся. Здесь здорово. Я покажу! Только оставайся.
Песня зазвучала в сумерках. Барбро встала. Джимми вцепился в ее руку. Они были лицом к лицу с Царицей.
В одеждах из северного сияния стояла она, прямая и высокая в сверкающей короне, убранная бледными цветами. Ее облик напомнил Барбро Афродиту Милосскую, чьи репродукции ей часто доводилось видеть; но она была куда прекраснее и величавее, и глаза ее были темно-синими, как ночное небо. Вокруг вставали сады, замок Живущих, тянущиеся к нему шпили.
— Добро пожаловать навсегда, — певуче сказала она. Поборов страх, Барбро сказала:
— Дарящая Луну, позволь нам уйти…
— Это невозможно.
— В наш мир, маленький и любимый, — просила Барбро, — который мы построили для себя и бережем для своих детей…
— В тюремные дни, ночи бессильного гнева, к труду, что крошится в пальцах, к любви, каменеющей, гниющей, уносящейся с водой, утратам, горю и к единственной уверенности в конечном ничто? Нет. Ты, чье имя отныне Стопа Идущая, тоже будешь праздновать день, когда флаги Древнего Племени взовьются над последним из городов и человек станет по-настоящему Живущим. А теперь иди с теми, кто научит тебя.
Царица Воздуха и Тьмы подняла руку в призыве. Но никто не отозвался на ее зов.
Фонтаны и музыку заглушил мрачный гул. Дрогнули огни, грянул гром. Ее духи с визгом разбегались перед стальной тучей, с ревом мчавшейся от гор. Пааки исчезли, подняв крыльями вихрь. Никоры бросались тяжелыми телами на пришельца, пока Царица не приказала им отступить.
Барбро прикрыла собой Джимми. Башни качались и исчезали, как дым. Горы стояли обнаженными под ледяным светом лун, и их убранством были теперь лишь скалы, утесы, а далеко впереди — ледник, в чьих расселинах свет сияния накапливался как синяя влага. В скале темнело устье пещеры. Туда устремилось все племя, ища спасения под землей. Одни были человеческой крови, другие — гротесками вроде пааков, никоров и урайфов; но больше всего было тонких, чешуйчатых, длиннохвостых и когтистых, не похожих на людей аутлингов.
На мгновение, даже когда Джимми ревел у ее груди — потому, что распадалось волшебство, или потому, что испугался, — Барбро пожалела Царицу, одиноко стоявшую поодаль. Потом скрылась и она, и мир Барбро распался, сотрясаясь.
Пулеметы умолкли; взревев, машина остановилась. Из нее выскочил юноша, кричавший дико: «Тень Сна, где ты?!.. Это я, Пасущий Туман! Иди, иди ко мне!..» Он вспомнил, что язык, на котором взращен, не для людей. Он закричал на нем, и из подлеска вышла девушка. Они посмотрели друг на друга сквозь пыль, дым и лунное сияние. Она бросилась к нему.
Незнакомый голос прогремел из машины:
— Барбро, скорее!
Кристмас-Лэндинг дождался дня, короткого в это время года, но солнечного, с синим небом, белыми облаками, сверкающими водоемами, соленым ветром на шумных улицах и деловым беспорядком в жилище Эрика Шерринфорда.
Он долго пристраивал ноги, растягиваясь в кресле, пыхтел трубкой, словно устанавливая дымовую завесу:
— Вы уверены, что выздоровели? Не стоит рисковать и перенапрягаться.
— Я здорова, — ответила Барбро Каллен, хотя голос ее был вял. — Утомлена — да, без сомнения. Нельзя пройти через такое и вылечиться за неделю. Но я прихожу в себя. Я должна знать, что случилось, что будет дальше, прежде чем я смогу прийти в себя.
— А с другими вы на этот счет беседовали?
— Нет. Визитерам я просто говорила, что слишком устала и мне не до бесед. И не слишком лгала.
Шерринфорд вздохнул с облегчением.
— Умница. Можете себе представить, какая будет сенсация. Власти согласились, что нужно время для изучения фактов, размышлений, дебатов в спокойной атмосфере: выстроить разумную политику, чтобы что-то предложить избирателям, которые поначалу устроят истерику. Далее, вашим с Джимми нервам нужно отдохнуть, прежде чем на вас обрушится журналистский шквал. Как он?
— Отлично. Продолжает изводить меня упреками, что я не осталась поиграть с его друзьями в Чудесной Стране. Но в его годы выздоравливают легко — он забудет.
— Он все равно может встретить их потом.
— Что? Но мы не будем… — Барбро выпрямилась в кресле. Я тоже уже забыла. Не помню почти ничего из последних часов. Вы привезли обратно кого-нибудь из похищенных детей?
— Нет. Потрясение и так было для них слишком сильным. Пасущий Туман, весьма сообразительный юноша, заверил меня, что они приспособятся, хотя бы в том, что касается выживания, пока не состоялись переговоры. — Шерринфорд помолчал. Не уверен, что соглашение будет достигнуто. Да и другие тоже не уверены, особенно сейчас. Но непременно будет включено условие, что люди — особенно те, кто еще малы, — снова должны присоединиться к человеческой расе. Хотя своими в цивилизованном обществе они себя уже не будут чувствовать. Может быть, это и к лучшему. Нам ведь понадобятся те, кто хорошо знает Живущих.
