— Мелкие стычки, — ответил тот. — Герефа сейчас на западной стороне. Там какие-то неприятности.
— Прорыв? — спросил капитан Амальрик, краем глаза заметив, что на плацу появились еще трое всадников. Герент велел им поторопиться, а потом сказал что-то Осберну, который все еще оставался с непокрытой головой.
— Нет пока, — крикнул Калфри. — Там, похоже, есть еще одно слабое место. — Он затенил ладонью глаза. — С десяток крестьян суетятся, но как-то бестолково. Кое-кто из них стоят на лестницах. Почему — не знаю.
Капитан Амальрик обернулся к отряду.
— Эй, там! — рыкнул он. — Построиться в линию! Живо!
Конники взялись за поводья. Капитан выждал мгновение-два, затем послал свою лошадь в ворота.
— Внизу, — крикнул он через плечо, — разделимся. Первая половина поскачет к герефе. Вторая будет действовать по обстановке. Северик нас поддержит.
С бастиона им вслед кричал что-то воинственное Калфри.
Лошадь под Ранегундой обильно потела и норовила отскочить от горящей стены. Сама Ранегунда, размахивая обнаженным мечом, подбадривала струхнувших крестьян.
— Они не пройдут сквозь огонь невредимыми и в первый момент будут растеряны. Тут-то и надо их бить.
Сент-Герман, находившийся рядом, тоже едва сдерживал свою лошадь, зажав в руке отданный ему Калифрантом топор. Он бросил взгляд в сторону крепости.
— Появляются ваши люди, герефа.
Языки пламени слезили Ранегунде глаза, но она различила всадников, скачущих к ним, и ощутила огромное облегчение.
— Хорошо. Мы нуждаемся в них.
С другой стороны дороги внезапно послышались вопли, и часть частокола, очевидно подрытая снаружи, упала, придавив пятерых крестьян. Через бревна молча и совершенно бесшумно полезли люди в шкурах и рубищах. Бандиты страшно скалились, размахивали дубинками и били камнями тех, кто попадался под руку. Если же падал кто-то из них, остальные не обращали на это никакого внимания.
— Вороний бог! — воскликнула Ранегунда. — Сколько же их?
Темные глаза Сент-Германа чуть сузились.
— Кажется, около полусотни, — сказал он, уверенный, что бродяг много больше.
Удо ошеломленно перекрестился.
— Кто это? — выдохнул он, цепенея от ужаса.
— Полоумные, — отозвался Бархин. — Чудища. Калифрант прав.
— Тем более следует остановить их! — воскликнула Ранегунда и помчалась наперерез серой лавине.
Сент-Герман скакал рядом.
— Похоже, у них нет командира.
— Тогда остановим всех сразу, — мрачно отозвалась она и по-волчьи ощерилась, завидев, что капитан Амальрик и пятеро конников галопом летят ей навстречу.
Крестьяне, увидев скачущих воинов, стали сдвигаться в кольцо, готовясь к отражению атаки. В глазах их вспыхнула ярость: серые люди бежали по полю, вытаптывая молодые ростки.
— Назад! — резко выкрикнул Сент-Герман. — Береги лошадь!
Ранегунда кивнула, давая понять, что слышит, и вонзила меч в налетавшего на нее оборванца, затем закричала крестьянам:
— Держитесь!
Те попятились, но не побежали, лица их были суровы. Йенс, как копье, наставил на нападающих длинный заостренный багор, Клевик размахивал обрезком пилы, у остальных в руках были лопаты и вилы. Все молчали, но сторонние крики усилились. Частокол прогорел, и захватчики проломили в нем брешь. Эварт скорой рысью погнал туда вторую группу солдат.
Молчаливые серые люди неудержимо, как волны прилива, толчками продвигались вперед. Дружно вскидывая дубинки, они принялись скандировать:
— Бре-мен! Бре-мен! Бре-мен!
Это было так жутко, что крестьяне, не выдержав, отступили, оставив всадников без прикрытия, и на тех тут же обрушился град ударов. Две лошади пали почти разом — им раздробили дубинками черепа. Ульфрид спасся, успев соскочить с седла, но Осберн оказался не столь удачлив и, пока его добивали, отчаянно кричал.
Ранегунда, белея от ярости, устремилась ко всё еще молотившим бездыханное тело врагам, но чья-то твердая рука осадила ее лошадь.
— Бесполезно, герефа, — сказал Сент-Герман. — Тебе надо пройти через это.
Она гневно дернулась.
— Да, я пройду. Я рассчитаюсь за Осберна, уж будь уверен.
— Но не столь дорогой ценой. Ты нужна своим людям.
Он понимал, что с ней творится, он знал эту неукротимую жажду убийства, завладевавшую человеком в бою. Она пьянила, она толкала на безрассудства, она уже просыпалась и в нем. Его замутило от этого ощущения, и, сглотнув комок, подступивший к горлу, он твердо сказал:
— Держи себя в руках, Ранегунда. Не позволяй битве править собой.
Мгновение она сверлила его яростным взглядом, затем в серых глазах что-то дрогнуло.
— Мне следует быть опорой для многих. Благодарю. Я поняла.
Сент-Герман поскакал за герефой, прикрывая ей спину.
Возле дымящейся, обугленной бреши в стене земля уже пропиталась кровью. Более дюжины захватчиков нашли там свой конец, некоторые еще шевелились. Вперемежку с ними лежали и сраженные палицами пришельцев крестьяне, Сент-Герман разглядел среди них Ниссе. Серые тени все еще текли сквозь пролом, но ручеек иссякал; это были калеки, служившие, видимо, в армии оборванцев сборщиками трофеев. На бастионе пропел рог, возвещая, что новая партия всадников оставила крепость. Однако число атакующих ошеломило крестьян, и самые малодушные бросились к своим избам, надеясь укрыться там от свирепых и беспощадных врагов.
— Трусы! Предатели! — кричали им отбивавшиеся от наседающих бременских беженцев всадники.
Крестьяне отмалчивались, запираясь на все замки.
— Вперед! За мной! — Ранегунда, уже дважды обрызганная вражеской кровью, призывно вскинула меч.
— Нет! — гаркнул громовым голосом Сент-Герман. — Всем отступать! Перестроиться в линию! Иначе нас перебьют!
Она обернулась.
— Мои люди гибнут!
— И будут гибнуть, если ты не заставишь их действовать слаженно!
Сент-Герман вдруг резко подался назад, ударом затылка сбил с крупа своей лошади верткого жилистого малого в шкурах и еще на лету пришиб того обухом топора.
— Ранегунда! Не медли! — крикнул он.
Калеки, перебегая с места на место, с жутким хеканьем разделывали убитых и раненых. Мелькали мясницкие тесаки.
— Да, — кивнула Ранегунда и, напрягая голос, приказала: — Отступаем! Смыкаемся в ряд!
Калфри, стоя на бастионе, в ужасе наблюдал, как огромная серая масса продолжает наползать на деревню, оставляя на вытоптанной земле измочаленные дубинками трупы. Брат Эрхбог дышал ему в ухо и непрерывно крестился.
— Почему они отступают? Они должны укрепиться! Стоять! — то и дело восклицал монах.
