Он посмотрел вдаль.
— Боже мой! — воскликнул мужчина, машинально отступив от окна.
Она подбежала к нему и спросила:
— Что там такое?
— Я… Я еще не знаю. Но это нечто необычное. Жуткое! Это… Нет, нет, лучше не смотрите туда. Пока…
— Я все должна знать! Дайте мне взглянуть!
Она стояла сейчас рядом с ним и тоже видела огромный мегаполис, раскинувшийся под лучами жаркого солнца. Воцарилась тишина. Слышалось лишь жужжание попавшей в паутину обезумевшей мухи и дыхание людей.
— Все… разрушено? — выдохнула наконец Беатрис. — Но… как же…
— Разрушено? Да, кажется именно так, — ответил инженер, сумевший невероятным усилием воли побороть волнение. — Будем откровенны, лучше всего приготовиться к самому худшему. Ничего другого нам и не остается.
— К худшему? Вы хотите сказать…
— Я говорю лишь о том, что находится перед нами. Вы должны были бы понять это и сами.
Вновь воцарилась тишина. Молодые люди стояли, терзаемые чувствами, которые невозможно выразить словами. Инстинктивно инженер положил свою руку на плечо девушки и притянул ее к себе.
— Последнее, что я помню, — пробормотала та, — это то, что сразу после того… сразу после того, как вы перестали мне диктовать отчет о Тонтонском мосте, я вдруг почувствовала себя… а, мне вдруг захотелось спать! Я захотела на минутку прикрыть глаза, чтобы передохнуть, и затем… затем…
— Это?
Она кивнула головой.
— Со мной было то же самое. Кто же мог сделать подобное с нами? С нами и со всем миром? Вы говорите о ваших проблемах! Счастье еще, что вы живы и здоровы и… и…
Он вдруг замолчал и снова посмотрел на немыслимый пейзаж.
Окно выходило на запад, к устью реки и территории, которая еще недавно или уже давно называлась Лонг Айленд Сити и Бруклином. В иное время ничто не показалось бы Штерну более прозаичным, но как фантастически изменилось все!
— Все уничтожено, стерто, все в руинах, — прошептал Штерн, взвешивая каждое слово. — И это не галлюцинация.
Его глаза под мохнатыми бровями ощупывали горизонт. Он машинально приложил руку к груди, но тут же в удивлении вздрогнул:
— Что это? Но… это же борода, чуть не в метр длиной! И это у меня, который всегда говорил…
Штерн рассмеялся. Он теребил свою бороду с какой-то особой радостью, которая неприятно действовала на нервы девушки, но вдруг опять стал серьезным. Кажется, только сейчас он заметил наготу своей компаньонки.
— О, какая катастрофа! Черт побери, необходимо что-то сделать! Вы не можете выйти отсюда в таком виде, мисс Кендрик. Надо найти что-нибудь из одежды. Господи, что за ситуация!
Он хотел передать ей пиджак, но тот упал, рассыпавшись в прах. Девушка остановила инженера.
— Неважно, — сказала она спокойно и с достоинством. — Мои волосы достаточно прикрывают меня. И если мы двое — последние люди, оставшиеся в живых в этом мире, нет необходимости заниматься подобными пустяками.
Он посмотрел на нее и молча кивнул головой.
— Простите, — пробормотал он, положив руку на ее плечо. Затем повернул голову и снова посмотрел в окно. — Итак, все исчезло… Уцелело лишь несколько небоскребов… И мосты… и острова… все изменилось. Ни одного признака жизни, ни звука… Мертвый мир, если… если все на планете такое же, как и здесь! Все мертвы, кроме вас и меня!
Молча они застыли у окна, стараясь понять сущность катастрофы. В глубине своей души Штерн уловил смутное предчувствие будущего, от которого приятно защемило сердце.
Вдруг девушка встрепенулась. Действительность, столь угнетающая ее, не может быть реальностью.
— Нет, нет, нет! — воскликнула она, — эта неправда. Все это невозможно. Здесь какая-то ошибка, но я не знаю где. Это просто сон! Если весь мир мертв, как могло случиться, что мы остались живы? Откуда мы знаем, что все умерли? Разве мы можем отсюда все разглядеть? Нет, ведь это лишь небольшая частичка планеты. Возможно, мы узнаем все, если нам удастся рассмотреть побольше.
Мужчина кивнул головой.
— Я подозреваю, что мы не узнаем ничего нового, даже если сможем разглядеть то, что происходит вдали. Во всяком случае будет лучше, если поле нашего зрения расширится. Ну что же, давайте поднимемся вверх, на площадку. Чем быстрее мы узнаем, что нам предстоит, тем лучше. Ах, если бы у меня была подзорная труба!
Он на мгновение задумался, затем отошел от окна и направился к груде обломков, туда, где находился ящик с его измерительными инструментами.
Штерн опустился на колени; лохмотья его одежды рвались при каждом движении, подобно мокрой бумаге.
Заросший волосами, покрытый вековой пылью человек лихорадочно рылся в груде обломков.
— О! — победно воскликнул он. — Слава Богу, кожух и линзы еще не превратились в пыль!
Он выпрямился, и девушка увидела в руке Штерна зрительную трубу.
— Видите мой «нивелир»? — сказал инженер, показывая на трубу. — Деревянного штатива уже нет. Металлические скобы теперь не будут мне мешать. Так же, как и уровень с воздушным пузырьком. Но главное, сама зрительная труба не повреждена. Так, сейчас посмотрим.
Продолжая говорить, он протирал остатками своей одежды объектив.
Беатрис заметила, что кожаные звенья трубы, хотя и покрытые пятнами окиси меди, были еще достаточно прочными. Линзы, после того как Штерн протер их, сверкали, словно новые.
— Ну что же, идите теперь за мной, — сказал он. Штерн вышел в коридор. Беатрис с плывущим за ней шлейфом пышных волос последовала за ним.
Осторожно ставя ноги на полуобвалившиеся ступеньки, лавируя между грудами осыпавшейся штукатурки, мужчина и женщина медленно поднимались по лестнице.
Наверху толстый слой паутины преградил им дорогу, и ее пришлось убрать. Летучие мыши с визгом поднялись в воздух, словно протестуя против пришествия непрошеных гостей.
В глубине темной ниши сидел маленький взъерошенный белый филин, внимательно смотревший на них своими огромными желтыми глазами. В конце лестницы они вспугнули стаю ласточек, которые удобно устроили свои гнезда по всей длине перил.
Наконец, несмотря на все препятствия, молодые люди достигли верхней площадки на высоте трехсот метров.
Через проем двери, когда-то вращавшейся, они вышли, предварительно проверив крепость конструкции. Площадка, уложенная красной плиткой, была относительно узкой.
Там изумление их еще больше возросло. Они увидели, что время и ужасная тайна оставили на всем свой след.
— Смотрите! — сказал инженер, указывая рукой. — Мы еще не знаем, что все это означает. Никто не может сказать, сколько времени это длится. Но теперь ясно, что катастрофа случилась раньше, чем я предполагал. Видите, даже плиты потрескались и рассыпались. Обычно керамику считают очень прочной, но и от нее не осталось никаких следов. Стыки плит заросли травой. И… Вот! Молодой дубок пустил свои корни, раскрошив десяток плит!
