жизни, всегда приводили Джеральдин в Землю Обетованную. Когда она энергично ударилась задницей о зеркало, её возбуждение достигло пика. Крик удовольствия, вырвавшийся из её горла, сопровождался выбросом сливочной жидкости.
От силы её толчков зеркало сотряслось, но она не беспокоилась, что оно разобьётся. Когда строили зеркальный зал, она использовала очень толстые стёкла. Потребуется огромное усилие, чтобы их сломать.
Она радостно ухмыльнулась, ускорив обороты, яростно бьясь о стену, как женщина, которая годами сидела в клетке. Видение не фиксировалось ни на какой конкретной детали. Джеральдин поглощала сцену целиком. Когда она скользнула ближе к кульминации, она открыла глаза и уставилась на женщину в зеркале.
Она не была уверена, было ли убийство матери причиной того, что её привлекло собственное телосложение, но это казалось единственным логическим выводом.
Они были так похожи друг на друга. Когда ей было за двадцать, Джеральдин и Милдред часто принимали за сестёр. Но как только Джеральдин сняла свою пизду с жёсткого каучука, другое воспоминание пробралось в её мозг. То, о котором она предпочла бы не задумываться, но, казалось, всегда сталкивалась с ним.
Джеральдин больше некого было преследовать.
Она посмотрела в зеркало, вытирая слюну со рта, и на её лице появилась морщинка отвращения.
Сдвиг в её психосексуальной философии был трудным. Самовлюблённость Джеральдин поначалу доставляла удовольствие, но она отличалась от других гор, на которые она взбиралась. Сумма ощущений не была даже точкой на эротическом радаре по сравнению с инцестуальными случаями с её матерью. Это было похоже на переход от икры к сому.
Её фатальный недостаток был очевиден: она не думала наперёд.
Даже когда решение пришло к ней, было уже слишком поздно. Она очень живо помнила эту мысль, но это была концепция, которую она предпочла бы забыть.
Сколько Джеральдин себя помнила, она всегда ненавидела людей. Но вскоре после похорон Милдред, когда она, как всегда, была в депрессии, она решила, что не может быть одна. Она не стремилась ни с кем общаться, а просто заглушала своё одиночество.
Игровая площадка была выбрана случайно - место, куда мать отводила её до того, как их богатство резко возросло, место, которое Джеральдин вспоминала, как с ностальгической нежностью околачивалась здесь.
В тот день, когда Джеральдин заняла своё место на скамейке в парке, она увидела, как мать и дочь играют вместе. Она не могла не понять, насколько они похожи. Это был почти такой же уровень репликации, который Джеральдин видела между собой и Милдред. И вдруг её осенило.
"Ребёнок!" - подумала она.
Её прозрение на игровой площадке могло заменить тьму, к которой она стремилась. Теоретически это имело смысл, но перед ней открылась незамеченная правда.
Джеральдин перезрела.
За десятилетия слепоты, когда кровосмесительное увлечение почти полностью поглотило её, репродуктивные части Джеральдин стали застойными. Она медленно высыхала до необратимого бесплодия. Как будто Бог знал, какие адские авантюры могут последовать, и дал своё одобрение.
Джеральдин смотрела на себя в зеркало и размышляла о прошлом. Когда она думала о том, что привело её к этому моменту, выражение её лица показывало некоторую злость. Но помимо ненависти, она освобождала место для другой эмоции. Её зрачки вспыхнули, мерцание радости затмило гнилые воспоминания.
- Ты что-то ещё, - прошептала она.
С тех пор, как Джеральдин узнала, что в её будущем детей нет, Джеральдин возвращалась на игровую площадку бесчисленное количество раз. Идеи о том, как лучше всего умилостивить её демонов, развивались, как и то, как она воспринимала более удачливые семьи, играющие в пространстве.
Жевательная ухмылка Джеральдин теперь смотрела на неё в зеркале. То, что начиналось как простая идея, наконец было готово к раскрытию. Конструкции, которых заслуживали крестьяне, наконец-то получили бы их, конструкции, которые могла создать только эпоха мстительности.
Благотворительность, которую она построила; миллионы долларов, которые она потратила; бесчисленные пробные запуски, которые она организовала; драгоценные годы, которые прошли мимо неё. Всё шло к этому моменту, к надвигающейся кульминации жалкой жизни.
Привилегированные крестьяне скоро поймут, что такое настоящая опасность. Она вернёт баланс в окружающий мир и покажет им всё, что у неё украли.
Выйдя из зеркального зала, Джеральдин посмотрела на напольные часы у камина.
- Мне лучше поторопиться.
НЕТЕРПЕЛИВОЕ ОЖИДАНИЕ
Поездка прошла быстрее, чем предполагалось. Грег стоял рядом с Лейси, скрестив руки на груди, у входной двери замка. Его первоначальное изумление величественной архитектурой улетучилось. Грег не был терпеливым.
К счастью, их коллекция детей была занята. Он велел им сыграть в пятнашки, пока ждут хозяев. Он всегда хотел, чтобы его дети были активными и соперничающими. Он знал их будущее и наверняка зависел от духа соперничества.
- Нахрена так долго? - спросил Грег.
- Хотела бы я знать, - ответила Лейси.
Его жена покачала головой, её розовые серьги-кольца покачивались. Её пышные светлые волосы блестели на солнце, когда она потянулась к браслету в виде зебры на запястье.
- Я чертовски устал ждать, - проворчал он. - Они сказали в одиннадцать, не так ли?
- Да, - согласилась Лейси.
Она развернула свой подарок в альтернативной жёсткой и плоской форме.
Грег поморщился.
- Ну, у них есть ещё около пяти минут, прежде чем…
ЩЁЛК!
Звук браслета, касающегося изящного запястья Лейси, застал Грега врасплох.
- Иисус! - сказал он. - Тебе обязательно это делать? Я слышал, что одна из этих штуковин вышла из строя и попала кому-то прямо в чёртову вену. Он истёк кровью прямо на месте, как я слышал.
Лейси всё равно продолжила. Она хотела повторить это снова, но увидела, что Грег раздражается, и решила воздержаться.
- Расслабься, медвежонок, - сказала она. - Эта история - просто городская легенда. Эти вещи есть у всех. И кому какое дело, если мы побудем здесь немного? Они платят нам за то, чтобы мы были здесь, помнишь?
- Мне насрать, если они не планируют отправить наших детей в колледж. Никто не заставляет Мэтьюза ждать.
Несмотря на жёсткий разговор, Грег в ближайшее время не сдвинулся с места. Это противоречило его философии. Мальчики должны были приносить доход - возможно, Таня тоже. Они были не просто семьёй; они были вложением, которое должно было приносить прибыль, пока он прививал им надлежащую этику и подталкивал их вперёд. Детям, выигравшим три штуки только для того, чтобы опробовать дурацкую площадку, было слишком легко, но Грег был уверен, что это только начало.
Он видел, как его старший сын, тринадцатилетний Бобби, преследовался гордостью и радостью Грега, Си-Джеем. Он был уверен, что Си-Джей будет особенным с того момента, как встал на ноги. Невероятная скорость, мускулистость и неосязаемая доблесть мальчика позволили бывшему спортсмену легко увидеть знаки
