class="p1">– Что это ты делаешь?
– Вино и мочка уха. Волшебное сочетание.
– Не сомневаюсь. – Она протянула руку к его бокалу и тоже глотнула. – Ох, как я устала! И все благодаря тебе.
– Не стоит благодарности. Всегда к твоим услугам.
– Каламбур отмечен и отклонен.
Она зевнула и потянулась так, что хрустнули суставы. Гибкая и стройная, хотя и совсем невысокая – всего около пяти футов ростом, она временами уступала непреодолимой тяге к печенью «Орео» и батончикам «Марс». Она часто играла в теннис, изредка делала пробежки и коротала одиночество, слушая «Джефферсон старшип» и читая Франца Кафку. В сентябре ей исполнилось двадцать два; и если даже она не считалась настоящей калифорнийской красавицей из-за чересчур большого рта и неизменной нотки раздражения в темно-карих глазах, ее, по крайней мере, можно было назвать жизнерадостной. Длинные каштановые волосы, искрящиеся рыжеватыми перьями, локонами спадали на плечи, а лоб прикрывала короткая челка.
– Который час? – спросила она.
– Еще и полуночи нет, – ответил Джек.
– Да, но восемь утра наступает ужасающе быстро.
Она помолчали, прижимаясь друг к другу, а потом Джек тихо сказал:
– Мне было важно, чтобы этот фильм о китах тебе понравился. Правда.
Она подняла голову и провела пальцем по его темной бороде и усам.
– Он мне понравился. Плотный монтаж, потрясающий закадровый текст… Но ты ведь за него не переживаешь, правильно?
– Нет, но… Если бы мне удалось получить национальный прокат, то, возможно, это был бы прорыв, которого я так долго добивался. Черт возьми, продать бы его какой-нибудь сети! Я был бы просто счастлив! – Он слегка нахмурился. – Нет, забудь об этом. Они подадут это так, как будто люди из «Гринписа» – фанатики, или еще хуже. Не хочу, чтобы кто-то завалил мой фильм.
– Тогда о чем беспокоиться? Фридман может хоть сейчас подписать университетский контракт.
– Ага.
– Национальный прокат пусть сам о себе позаботится. Кроме того, вряд ли можно просто взять и запретить показ фильма. Кстати, о фильме: ты выполнил то задание, которое дал тебе Трейс?
Джек вздохнул:
– Завтра закончу. Надеюсь. Сегодня я сделал несколько хороших снимков старого дома Клифтона Уэбба. Утром съезжу на Голливудское мемориальное, и, думаю, на этом все.
– Я уже вижу передовицу Трейса. – Гейл подняла вверх два пальца, как будто выравнивала шрифт на макете первой полосы. – «Призрак Клифтона Уэбба поселился на Голливудском кладбище?» Или, может быть, анонс: «Только „Эл-Эй тэттлер“ знает правду!» Броская фраза.
– Просто чумовая! – Он замолчал, и Гейл, казалось, слышала, как в его голове защелкали шестеренки. – Знаешь, что я думаю сделать дальше? Фильм о домах кинозвезд прошлого. Не новые дома, а особняки с историей, понимаешь, о чем я? И первый – дом Уэбба; прямо чувствуется, как дух старого Голливуда сочится из его стен. Следующими будут Флинн, Валентино, Берримор и… о господи, да!.. замок Кронстина! Это дьявольски атмосферное место!
– Что в нем такого особенного?
– Нераскрытое убийство, детка. Много лет назад старине Кронстину прямо там отрубили голову, и с тех пор дом пустует. Это настоящий средневековый замок, стены, башни и все такое. Теперь туда приезжают только старшеклассники. Боже, да я мог бы снять целый фильм только об одном этом доме!
– Никогда о нем не слышала, – сказала Гейл.
– Тебя здесь еще не было, детка. Меня тоже, но как-то раз я ездил туда с приятелем и парой цыпочек из Голливудской средней школы. Только не надо так ерошить перья, это было давным-давно.
– Ладно, не парься.
– Чак знал этот район, а я нет. Мы проделали чертовски долгий путь по Аутпост-драйв и свернули на узкую дорогу, уходящую прямо в небо. Блэквуд-роуд или что-то в этом роде. Было жутко, как в преисподней. Я тогда принял немного кислоты – и готов поклясться, что слышал ту тему Лысой горы из «Фантазии» и видел летающих вокруг демонов, самых невозможных цветов. Стремное было путешествие.
– Представляю. Но прежде чем ты снова начнешь изображать из себя молодого Копполу, лучше займись поплотней картинками для Трейса. У меня такое ощущение, что «Тэттлер» не собирается подстраивать дедлайн под сроки твоих киносессий.
– Почему он всегда дает мне самую дерьмовую работу? – насупился Джек. – На прошлой неделе был шанс для ошеломляющего фоторепортажа о вандализме в Музее восковых фигур. Кто-то вырезал свои инициалы у Фэрры на сиськах, снес голову Элизабет Тейлор и поиграл в крестики-нолики на черепушке Юла Бриннера. Господи! Если бы я мог хоть чуть-чуть выдвинуться, то, возможно, кто-нибудь заинтересовался бы моими фильмами, или… Мне нужен прорыв, вот и все. И это случится, я знаю.
– Я тоже знаю, но капелька терпения тебе бы не помешала. Так что́ там с этой пургой про разгуливающего на кладбище призрака Клиффа Уэбба?
– О, каждый год находятся люди, которые утверждают, будто бы они видели, как кто-то похожий на Уэбба бродит по Голливудскому мемориальному. Ничего нового. На прошлой неделе он… или оно… опять померещился кладбищенскому сторожу после полуночи…
– Разумеется, – сказала Гейл. – Какой уважающий себя призрак появится раньше колдовского часа?
– Точно. Вот Трейсу и втемяшилось в голову, что я должен сделать фотографии для статьи Сэнди. Будь я проклят, если знаю, о чем в этой статье говорится, я просто щелкаю затвором.
– Ну и?
– Что «ну и»?
– Ну и что там с этим призраком? Что произошло, когда сторож его увидел?
Джек пожал плечами:
– Думаю, он сделал то же, что и все призраки. Растаял, или распался на тысячу сверкающих огоньков, или… хе-хе… повернулся к фонарику сторожа, и глаза его вспыхнули холодным алым пламенем. Ты ведь на самом деле не веришь во все это?
– Нет, совершенно не верю. Может, мы сменим тему, если ты не против?
Он усмехнулся и лизнул ее локоть, вызвав волну мурашек.
– Я только «за», мисс Кларк.
Он приподнял простыню и начал покусывать ее левую грудь. Сосок быстро затвердел, и Гейл задышала чаще.
– Это лучше, чем любые мочки ушей в прежние времена, – не без труда выговорил Джек.
И тут вдруг кто-то яростно зацарапал снаружи в закрытую дверь спальни.
Джек поднял голову от груди Гейл и уставился на дверь.
– Конан, прекрати! – громко сказал он.
Царапанье продолжалось, время от времени сопровождаясь низким подвыванием.
– Он ревнует, – сказала Гейл. – И хочет войти.
– Нет, он уже два дня с ума сходит.
Джек встал с кровати, взял лежавший на стуле халат и надел его.
– Он царапает входную дверь. Возможно, у него появилась подружка. Я сейчас вернусь.
Он открыл дверь и вышел в короткий коридор, увешанный фотографиями в рамках. В маленькой гостиной с коричневым диваном и парой плетеных стульев он увидел своего трехлетнего боксера, когтями
