Ознакомительная версия.
Однако магазины, по крайней мере, напоминали о том, что до Рождества предстоит отпраздновать День благодарения: в витринах можно было видеть тыквы, рога изобилия, фигурки пилигримов и картины, изображающие пирующих индейцев и поселенцев. Местные фермеры убирали поля.
И как такое возможно — чтобы человек незамеченным растворился в городе полном туристов? Пусть Мэри похитили на кладбище, в сумерках, но дальше-то что?
— Как здесь чудесно, правда? — окликнула его Ровенна.
— Это кладбище все-таки.
— Я хотела сказать — красиво.
Он увидел, как она, наклонившись, набрала охапку листьев и подбросила их над головой. В своем черном бархатном плаще и с распущенными по плечам черными волосами она походила на языческую богиню, которая стоит, радостно подставив лицо дождю из разноцветных листьев. Скульптор мог бы изобразить ее в виде статуи на празднике осени, хотя едва ли у него получилось бы передать восторг на ее лице и во всей фигуре.
Джереми отчего-то вдруг заволновался, будто испугавшись за нее. Но почему? Наверное, сказывалось общее волнение последнего дня.
Другая женщина без следа исчезла прямо на этом самом месте, где они стояли. И все же сейчас, глядя на Ровенну, он подивился глубине своей тревоги.
С тех пор как они познакомились, ему не раз приходилось удивляться. Сначала удивляла собственная враждебность. Джереми не понимал, в чем дело: он хорошо относился к Кендалл, которая раньше зарабатывала гаданием на картах. Но Ровенна… Она была другая… Затем почувствовал, что его тянет к ней, и стал намеренно отдаляться. А теперь… Самое невероятное, что они были здесь вдвоем. Теперь все переменилось. Еще вчера, когда ехал к ней в гостиницу, он знал, что именно так и произойдет. Знал, когда подходил к ее двери. Он знал, что если не остановится, то его жизнь изменится, он встанет на опасный путь, грозящий потерей независимости, и обратного хода уже не будет.
Ничто не имело значения. Он должен был прийти к ней, пусть даже она хлопнет перед его лицом дверью. Но она этого не сделала.
Он рассматривал ее. Природа наградила ее фарфоровой кожей и идеальными чертами лица, на котором выделялись ее золотистые глаза. Стройность ее тела манила его, даже будучи скрытой под просторным плащом. Но не только тело привлекало его. Он безраздельно нуждался в ней. Вот потому, наверное, вначале в нем говорил его мужской инстинкт самосохранения, заставлявший его сторониться ее. Джереми знал — дай он волю своим чувствам, и ему конец.
Как ни трудно было ее переспорить, он все же стремился вызвать ее на спор, потому что любил преодолевать трудности и потому что в споре проявлялась ее натура. В ней не было ни грамма притворства — она была непосредственна и очаровательна даже в своей настырности. Ее откровенность обескураживала. А вчера, когда она открыла ему дверь, впустила его, сбросила легкий шелковый халат и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его… В темноте элегантной старинной спальни, где шторы колыхались от легкого ветерка… у него не осталось ни одной мысли, крупицы здравого смысла. А потом, когда они уснули и она начала метаться и бормотать во сне… Ему было знакомо это чувство — ты отчаянно пытаешься проснуться, но не можешь, и боишься, что кошмар будет повторяться вечно. Тогда начальство отправило его к психиатру, но психиатр не помог, и под конец он уволился, решив, что сам победит свою болезнь, помогая решить проблему, которая и лежала в основе всего. Два года прошло с того дня, когда погибли дети, а он все мучился кошмарами. И, проснувшись, всегда помнил, что ему снилось.
Он не поверил Ровенне, говорившей, будто она забыла свой сон. Вот чего стоит ее откровенность… Впрочем, время покажет.
Время… Сумерки сменялись ночью. Служащий в униформе просил всех посетителей покинуть кладбище.
Нет, сюда надо вернуться днем. Он осмотрит каждый дюйм, ощупает каждую плиту и узнает, куда подевалась Мэри. Нет ли здесь какого-нибудь потайного хода, как на плантации Флиннов, по которому ее вытащили за стену и провели сквозь праздничную толпу? Это было бы несложно: кляп во рту, костюм с капюшоном, закрывающим лицо, и два человека, ведущие ее под руки — будто троица выпивох, и одна так набралась, что уже и ноги не держат.
— Ровенна?
Ее не было.
— Ровенна! — в панике крикнул он.
— Я здесь. — Она вышла из-за дерева, скрывавшего ее из виду. — Я пыталась разобрать надпись на одной плите. Здесь мои инициалы…
— Какого черта? — возмутился он.
Она удивленно посмотрела на него:
— То есть?
— Ты исчезла!
— Да я здесь стояла.
— Ты не ответила, когда я тебя позвал.
— Я ответила, ты просто не слышал.
Она повернулась и пошла к выходу, сердито поводя плечами, а он пошел следом. И чего она сердится? После того, что случилось, нельзя забывать об осторожности.
— Я встревожился, — кратко объяснил он.
— Здесь я у себя дома, со мной ничего не случится.
Она вдруг резко остановилась, так что он едва на нее не натолкнулся.
— Что такое?
— Джо, — ответила она.
— Твой друг, детектив Джо?
Она кивнула. Седой человек в простом кожаном пиджаке неторопливо прогуливался по улице, будто какой-нибудь турист. Увидев Ровенну, он заулыбался, пока не заметил рядом с ней Джереми. Тогда его улыбка превратилась в подобие оскала.
— Джо! — окликнула его Ровенна, прибавляя шагу.
— Ро! — Мужчина схватил ее и заключил в медвежьи объятия. Ровенна была пять футов десять дюймов ростом, но он высился над ней, как гора. Джереми непроизвольно выпрямил спину. — С возвращением, Ро! — сказал мужчина, бросая на Джереми откровенно оценивающий взгляд. — Значит, вы частный детектив? — спросил Джо Брентвуд, не отпуская от себя Ровенну.
— Да, я частный детектив. — Джереми протянул ему руку. — Джереми Флинн. А вы детектив Джо Брентвуд. Приятно познакомиться.
— Значит, вы с Джонстоном старые друзья? — уточнил Джо, автоматически пожимая его руку.
— Друзья и бывшие коллеги. Я раньше работал водолазом в полиции.
— Теперь он вряд ли будет работать в полиции, — заметил Брентвуд.
— Сегодня в семь мы с ним встречаемся. Посмотрим, что мне удастся сделать.
— А у нас с Ро есть одно дельце, — сказал Брентвуд. — Я-то думал, мы раньше увидимся.
— Это моя вина, — соврал Джереми, — я попросил Ровенну показать мне кладбище. Мы и не заметили, как пролетело время.
Джереми чувствовал себя по-дурацки. С виду они стояли и вежливо беседовали, но оба были напряжены и насторожены. Они раздулись точно два петуха, готовые подраться за курицу. Старик был ее другом, а он, Джереми, — любовником. Пусть пока только в течение одной ночи, но он не собирался на этом останавливаться.
Ознакомительная версия.
