Я дергаю сестру Кору за рукав, стараясь не коснуться ее кожи.
— Если все так меняется к худшему, нужно привезти сюда Мауру и Тэсс.
Я прикусываю губу и молюсь про себя, чтоб это оказалось правильным решением. Как знать, что я сейчас делаю — исправляю старую ошибку или совершаю новую?
Кора делает знак остальным:
— Пожалуйста, оставьте меня на минуточку наедине с Кэтрин.
Инесс хмурится, но все же выходит из комнаты следом за Грэтхен и Софией. Кора закрывает за ними дверь, а потом тянет за цепочку, чтобы закрыть вентиляционное отверстие, расположенное высоко на стене. Она усмехается, услышав, как скрипит, закрываясь, медный клапан, а потом оборачивается и испытующе смотрит на меня своими синими-синими глазами.
— Я немедленно напишу Елене, чтобы она везла сюда твоих сестер, но, по-моему, нужно еще кое-что сделать, и чем скорее, тем лучше. — Я глубоко вздыхаю (что еще ей от меня надо?), но Кора почти без паузы продолжает: — Я думаю, тебе пора познакомиться со своей крестной матерью.
Моя крестная, Зара Ротт, сейчас в Харвудской богадельне. Я совсем не помню ее, потому что она была арестована за хранение запрещенных книг, когда я была совсем маленькой. Зара изучала пророчество; дерзну предположить, что она знает о нем больше всех на свете.
— Она же в Харвуде, — севшим голосом произношу я.
Это произошло, потому что сестра Кора не вмешалась в суд. Мама так и не простила этого Сестричеству.
Сестра Кора со стоном опускается на диван.
— Да. И я хочу, чтоб ты с ней поговорила. Разузнала как можно больше о прорицательницах прошлого — сколько им было лет, когда у них начались видения и какую форму эти видения принимали. За время, прошедшее с тех пор, как сгорел Великий Храм, в мир явились две настоящих пророчицы, но Братья схватили обеих раньше, чем мы смогли им помочь. Зара знает, как это произошло. Мы не дадим им добраться до тебя, Кэтрин. Мы тебя защитим.
— Вы посылаете меня в Харвуд? Сознательно?
Это выше моих сил. Богадельня — это мой ночной кошмар. Сколько я себя помню, этот дамоклов меч всегда висел над моей головой.
— Ты будешь не одна, — спешит успокоить меня сестра Кора. — София каждую неделю ездит туда в качестве сестры милосердия. Я совсем не в восторге от того, что ты окажешься в таком месте, но делать нечего — другого способа все равно нет. Зара очень упряма. Она не станет говорить ни с кем, кроме тебя: она так и не простила нам, что оказалась в неволе.
Я присаживаюсь на стул. Его шелковая обивка такая скользкая, что я того и гляди рискую оказаться на полу.
— А почему вы считаете, что она станет со мной разговаривать?
Сестра Кора улыбается:
— Ты же ее крестница. Она перед тобой в долгу.
— Вы подразумеваете, что я, в свою очередь, в долгу перед вами? За то, что вы обеспечите безопасность Мауры и Тэсс?
— Нет, за Маурой и Тэсс я пошлю в любом случае. Новое пророчество вовсе не ставит под сомнение то, что ты — та самая ведьма, появление которой было предсказано сто лет назад. Похоже, что у тебя самый сильный магический дар, но если — вернее, когда — у одной из вас начнутся предвидения… что ж, тогда мы будем знать точно, о ком из вас троих говорится в пророчестве. — Синие глаза Коры встречаются с моими. — Выбирать тебе, Кейт, но я думаю, что мудро будет спросить у Зары совета. Возможно, она сумеет тебе помочь.
Постаравшись прогнать страх, я вздергиваю подбородок.
— Да, вы правы. Пора мне познакомиться с крестной.
У неба цвет пепла. От света пламени по толпе на Ричмонд-сквер мечутся уродливые тени. Тут собрались тысячи людей: рабочие в джинсах, залатанных куртках и бесформенных фетровых шляпах, дельцы в твидовых костюмах и при галстуках, забавляющиеся дети. Уличные торговцы, будто на ярмарке, предлагают куриные ножки, жареные каштаны в бумажных кулечках и сидр. Женщины собираются кучками и сплетничают, укачивая младенцев, или покрикивая на ребятишек постарше, или поплотнее кутаясь в плащи — после заката ощутимо похолодало.
Может, кто-то втайне и ропщет, как Сестры, но никто не рискует открыто осуждать Братство. Алиса, узнав о новых вердиктах, без конца произносила бунтарские речи, однако даже она не станет колдовать в толпе, подобной этой, когда на площади сотни Братьев и их стражников, а костры уже полыхают и только ждут кого-то вроде нас. Таких ночей было много в 1796 году, когда костры горели по всей Новой Англии. Только тогда вместо книг на них сжигали женщин. Мысль ненова, но лично мне омерзительны оба варианта.
Прежде я ни разу не видела столько Братьев, собравшихся в одном месте. Они толпятся вокруг деревянного помоста, напоминая стаю воронов. От этого зрелища мое сердце пускается в галоп, страх вместе с кровью бежит по венам, и я ненавижу себя за то, что так боюсь Братьев.
Сестра Кора завела нас в гущу толпы, и теперь мы стоим в окружении десятков семей. Стоящая передо мной женщина в сером плаще мурлычет себе под нос колыбельную, убаюкивая малыша в красной шерстяной шапочке. Ее старший сын, в красном шарфике, вдруг порскает в сторону, завидев друга.
— Джимми, не убегай далеко! — кричит ему вслед женщина.
Я поворачиваюсь к Рилле, предложить ей купить сидра и вдруг вижу его.
Финна.
Он стоит на краю площади возле брата Ишиды.
Он почти такой же, каким я его запомнила. Почти.
Его густые непокорные волосы: они растрепаны, как всегда. Его щеки и нос в коричневых брызгах веснушек. Его пухлые вишневые губы. Его печальные глаза за очками в проволочной оправе.
На нем черный плащ до пят с длинными, скрывающими запястья рукавами. Пламя костра отражается в серебряном кольце, символе принадлежности к Братству. На меня обрушивается чувство вины. После смерти отца у Финна появилось множество обязанностей, но в том, что он стал членом Братства, виновата я. Что бы ни пришлось ему делать в последние несколько недель в качестве брата, это наверняка угнетало его.
А ведь в Братство он вступил из-за меня.
Я опускаю глаза на мертвую траву под ногами. Несмотря на промозглый воздух, мне вдруг становится душно. Я вцепляюсь в завязки капюшона, чтобы их ослабить, и он падает на спину, являя миру светлые косы, уложенные барашками на висках.
Я хочу броситься к Финну через всю площадь, взять его за руку и увести далеко-далеко от этих костров. Куда-нибудь, где мы будем одни, и я смогу сказать ему правду: я люблю его, по-прежнему люблю, и буду любить всегда, к чему бы меня ни принудили.
А он? Любит ли он меня еще? Сможет ли простить мне то, как я с ним поступила? Я вновь поднимаю глаза, и на этот раз наши взгляды встречаются. Я делаю шаг назад, оступаюсь и машинально хватаю Риллу за руку. Мои чувства наверняка аршинными буквами написаны у меня на лице, но я не могу понять, что чувствует Финн. Скучает ли он по мне хоть немножко? Эта чудовищная тоска, это желание броситься навстречу и замереть в объятиях — неужели он не испытывает ничего подобного?
