— Не видел, — пожал плечами Петька. — Я думал, она с тобой осталась…
— Вот коза вредная! — нахмурилась бабушка. — Она раньше твоего куда-то усвистала. И откликаться не стала. Выросла, видишь ли, ростом бабку перегнала! А ума-то — чуть! Ну, погоди, вернешься — я тебе мозги прочищу! Ладно… Идем корзины искать.
— Я боюсь… — пролепетал Петька. — Вдруг там змея еще осталась?
На самом деле он уже не змеи больше боялся, а колдуньи Трясучки. Вдруг это она змею подослала?
В сказках ведьмам всегда разные противные твари служат — пауки, жабы, вороны, ну, и змеи, конечно.
— Да уж… — усмехнулась бабушка. — Делать ей больше нечего, как только в твоей корзинке сидеть. Змеи ведь грибов не едят. Может, лягушонок какой-нибудь туда запрыгнул, а змеюка — за ним. Проглотила — и полежала малость, чтоб лучше переварился. А потом вылезла и дальше поползла.
Но на всякий случай бабушка Настя срезала крепкую и длинную палку — целый шест.
Вскоре они опять вышли к ручейку, добрались до знакомого пенька и вдруг услышали приближающиеся шаги. Шаркающие и притопывающие, но все же более бодрые, чем вчера. К тому же Трясучка не просто шла и топала, а еще и в такт своим шагам песенку напевала. Скрипучим, противным, но довольно бодреньким голосом. На душе у этой ведьмы было очень весело. Во всяком случае, ее голос звучал гораздо веселее, чем вчера.
Кто мои грибы берет,
Тот тревогу наживет!
Кто тревогу наживет,
Тот кого-то не найдет!
— пела старуха.
Песенка у нее, как видно, только из этого куплета и состояла. Но пропела его Трясучка много-много раз.
Бабушка Настя и Петька, как по команде, спрятались за куст и дождались, когда Трясучка со своей песней пройдет мимо.
— Мать Пресвятая Богородица, спаси и помилуй нас! — произнесла бабушка, перекрестившись, когда Трясучка наконец-то удалилась за деревья. — Уползла, змея подколодная…
— Может, не будем корзины искать, а? — пролепетал Петька.
— Вот еще! — расхрабрилась бабушка. — Ведьме этой грибы дарить? Да ни в жисть! — И пошла в горку, вверх по ручью.
И тут рядом с большой елкой они увидел и две корзины, наполненные грибами.
— Твои, что ли? — спросила бабушка.
— Н-нет… — помотал головой Петька. — Мои гораздо дальше стоят, у колодца.
Бабушка подошла к корзинам и насупилась.
— Твоя правда. Ленкины это корзины! Куда ж она сама подевалась? Лена-а! Ау-у!
Петька тоже покричал на пару с бабушкой, но никто, кроме эха, не отозвался.
— Ладно, — нахмурившись, произнесла бабушка, — покамест не ночь, даже до полдня далеко. Да и девка уже большая, не грудничок, не пятилетка, по лесу хаживала много. К тому же до дороги отсюда недалече — выйдет как-нибудь. Пошли за твоими корзинами.
Петькины лукошки обнаружились нетронутыми, там, где он их оставил — у елочек. Никаких змей ни в корзинах, ни поблизости не ползало.
— Одна беда, — вздохнула бабушка. — Рук — четыре, а лукошек — шесть. Ладно уж, голь на выдумки хитра — дотащим…
Бабушка взяла палку, приготовленную, чтоб со змеей воевать, вырезала на ее концах по две глубокие зарубки, чтоб зацепить дужки лукошек, а середину обмотала своим пуховым платком. Получилось коромысло, на котором можно было сразу четыре корзинки нести. Бабушка присела и уложила коромысло на плечи, так что середина, обмотанная платком, пришлась ей на шею. Затем выпрямилась, придерживая крайние корзины руками.
— Ну, если Ленка раньше нашего домой прибежит… — прокряхтела бабушка. — Не посмотрю, что выросла, — вырежу хворостину и так надеру, что сидеть не сможет!
Когда они проходили мимо того места, где обнаружились Ленкины корзины, Петька случайно бросил взгляд на землю около ручья — там не было травы — и увидел на глине отпечаток каблука с крестиком. Его оставил правый сапог Трясучки, когда она поднималась вверх…
У Петьки в голове что-то законтачило. А что, если именно здесь Лена повстречалась с колдуньей? Не потому ли бабка Трясучка такая веселая, что какую-то пакость сотворила? Как у нее в песенке пелось? «Кто мои грибы берет, тот кого-то не найдет!» Не «что-то не найдет», а «кого-то не найдет». Может, это она Лену имела в виду?
К полудню, когда тучи разошлись и выглянуло солнышко, изрядно уставшие бабушка с внуком добрались до дому.
— А где Ленку оставили? — спросил дядя Федя.
— Не приходила, значит? — пробормотала бабушка, опуская наземь шест с корзинами. — Ох, беда, чую…
— Потерялась, что ли? — нахмурился дядя Федя.
— Бог ее знает, — вздохнула бабушка. — Корзины оставила, а куда сама подевалась — леший знает. Что-то сердце колотит…
— Не волнуйся, мама, — утешил дядя Федя, — в лесу все бывает. Я вон, помнишь, в том году, зимой… Всего на три шага вроде бы от трактора отошел — и три часа найти его не мог!
— Так то зимой, — проворчала бабушка. — В темень да в метель! А тут лето, белый день…
— Ничего с ней не случится, — заявила тетя Наташа. — Девочка взрослая…
— Да уж… — буркнула бабушка. — Волос долог, а ум — короток.
— Ладно! — повысил голос дядя Федя. — Пошли, Игорь, поглядим, куда наша егоза ускакала. Ружье прихвати на всякий случай. Пальнем раз-другой в воздух — может, услышит.
— Сами-то поосторожней… — снова вздохнула бабушка.
Дядя Федя и Игорь взяли с собой не только ружье, но и собаку Стрелку, серую, похожую на волка овчарку, сидевшую на цепи и сторожившую дом. Дядя Федя дал ей понюхать Ленкины домашние тапочки и приказал:
— Ищи, Стрелка! Ищи Лену!
Петька тоже хотел пойти на поиски, но дядя Федя сказал:
— Нет, парень, ты лучше дома посиди. Надежнее будет.
В общем, дядя Федя, Игорь и Стрелка ушли, а Петька остался с бабушкой и тетей Наташей грибы чистить.
Грибов, как известно, набралось шесть корзин — ровно в три раза больше, чем накануне. В общей сложности было двадцать пять белых, сорок с лишним подосиновиков и еще рыжики, волнушки, грузди — несколько сотен, наверное. Все это требовалось не только чистить, но и сортировать. Одно — на сушку, другое — на жарку, третье — на засолку, четвертое — на маринование.
От таких трудов Петьку снова потянуло в сон. Бабушка это заметила и сказала, что они с тетей Наташей сами грибы дочистят, а Петька пусть идет отдыхать.
Едва лишь Петькина голова оказалась на подушке, как он заснул. И очень скоро ему приснился сон…
Хотя на сей раз Петька вовсе не настраивал себя на то, чтоб проникнуть в чьи-нибудь мысли или увидеть во сне что-нибудь определенное, увидел он все те же горку, ручей и пенек. Пенек был тот самый, от которого он утром, наяву, стал забирать вправо и в результате оказался в елочках, где увидал змею и подсмотрел, как бабка Трясучка окунулась в колодец, а потом вышла сухой из воды.
