– Я должен уйти.
Старой Руфи его решимость не понравилась. Бросить свою мать, бросить детей… Значит, Керк не сумел противиться злу, он поддался чужой воле. Любовь к Алисии победила в нем остальные чувства.
– Алисии больше нет, и ты это знаешь, – жестко сказала Руфь, глядя сыну прямо в глаза. – Та, которую ты видел вчера, не Алисия, а подсадная утка!
Лицо Керка исказила гримаса боли.
– Не смей, – тихо попросил он, сжимая кулаки. Руфь поняла, что спорить с ним сейчас нельзя, даже опасно.
Замолчали. Вдруг глаза Руфи наполнились слезами. Это поразило Керка. Он поверить не мог, что его мать плачет. Она одна вырастила его в дикой глуши, добывая еду охотой на мелкую дичь, обувала, одевала, и, вероятно, у нее просто не оставалось времени на слезы.
– Не надо, – голос Керка стал тонким, как нить.
– Может быть, есть путь назад? – спросила Руфь, утирая глаза.
Керк помолчал, потом медленно расстегнул ворот рубахи. Чуть выше ключиц у него вибрировали тонкие розовые перегородки. Жабры?
– Но это не главное. Главное – здесь! – Керк показал пальцем себе на лоб. – Ты ничего не знаешь. Скоро, очень скоро я перестану любить тебя, перестану любить детей. Я забуду вас, более того, стану опасным для вас. А я был человеком, я многое помню, но пути назад нет… я должен уйти, мать, – он говорил с надрывом, последнюю же фразу произнес тихо и как будто с сомнением.
– Да, уйти, – повторил Керк и тяжело опустился на стул. Руфь подошла и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул, но не отстранился.
– Почему я раньше не увел вас отсюда? После того, как пропала Алисия, я должен был уйти с вами, но не смог. Память о ней не позволила мне сделать этого и теперь поздно.
– Нет, не поздно.
Керк замер на секунду, потом легонько отстранил мать и поднялся. В дом вбежали, громко смеясь, Лий и Тельма. Керк посмотрел на них, словно не понимая, откуда они и зачем. Целый день он словно ждал кого-то – только не Лия и Тельму.
Когда совсем стемнело и лишь огонь очага тускло освещал бедную обстановку занесенного снегом жилища, Керк забеспокоился. Поднялся со стула, потом снова сел, обхватил голову руками и еле слышно застонал. Руфь тревожно посмотрела на него.
– Кто-то воет, – испуганно сказал Лий. Мальчик обладал от природы чутким слухом и первым услышал то, что остальные услышали позже.
Заунывный вой приближался к затерянной в лесу избушке. Керк побледнел, его глаза стали как будто стеклянными от нервного напряжения.
– Там собачка, – радостно произнесла Тельма, но Лий зажал ей рот ладонью.
– Тише, – прошептал он, испуганно глядя на отца.
Девочка хотела заплакать от обиды, но не успела: в дверь постучали.
В наступившей тишине слышно было, как где-то в мире мечется взбалмошный ветер. Керк одними губами прошелестел:
– Уведи детей.
Руфь потянула Лия и Тельму за руки подальше от двери.
– Керк, открой мне, – едва слышно прозвучал голос за дверью. Для Керка он прогремел набатом. Плечи его опустились, губы задрожали.
– Алисия, – ахнула Руфь.
– Мама! – Лий вырвался из объятий Руфи и бросился к дверной защелке. Керк успел оттолкнуть его, мальчик упал на пол и зарыдал:
– Открой, там мама.
– Керк, отвори, – попросил голос, теперь уже громче.
Рука мужчины потянулась к защелке, однако после минутного колебания он отпрянул от двери, и было видно, каких усилий это стоило ему. Керк так сжал руками голову, что у него побелели пальцы.
– Отвори!
Керка грызли сомнения. Он замотал головой, волосы его взъерошились, черты лица исказились. Керк любил своих детей и свою мать, но любил также и мать своих детей.
Дверь сотряслась от сильного удара.
– Мама, – прохрипел Керк, словно ему петля сдавила горло. Перед глазами у него поплыли красные кораблики. – В окно!
Было слишком поздно. Не выдержав напора, дверь сорвалась с петель и упала. Ветер на своих плечах внес в дом метель. Вместе с ними ворвался черный волк с красными, сверкающими глазами. Затем на пороге появилась женщина.
– Мама! – Лий норовил вырваться из рук Руфи.
Тельма плакала.
Если бы не облегающий черный костюм, зеленые волосы и длинные желтые когти на руках, эту женщину вполне можно было принять за Алисию.
– Почему ты не открыл дверь? – обратилась она к Керку и, не дожидаясь ответа, ударила его по лицу. Когти рассекли бровь, между волосами тонкими струйками потекла кровь – не красная, а синеватая. Керк покорно склонил голову.
– Возьми их, – зеленоволосая кивнула на детей, которых прижимала к себе Руфь. Керк послушно двинулся к матери.
– Керк, противься! – крикнула Руфь. – Не поддавайся ей.
Керк ее уже не был Керком. Он вырвал рыдающих детей из объятий их бабушки и, зажав под мышками, вышел вон. Следом за ним вышла Алисия, похожая в своем черном костюме на валькирию, не удостоив Руфь даже взглядом. Впрочем, от Алисии в этом существе
осталось немногое. Волк покинул взъерошенный дом последним и помчался за своей хозяйкой напролом, сминая кустарник…
Седые космы женщины трепетали на холодном ветру, она шла, не разбирая дороги, спотыкаясь о поваленные бурей, занесенные снегом деревья, падая, поднимаясь, снова падая, снова поднимаясь. Босая, она оставляла за собой кровавые следы ног, израненных о жесткий наст.
Что двигало ею? Сила, единственная в мире, способная провести человека через ад, – любовь. Вот она уже у озера, покрытого свинцовыми барашками волн. Темная, никогда не замерзающая вода, а по ней, в самый разгар зимы, плывут желтые кувшинки.
Руфь смотрела на них и плакала, понимая, что осталась на свете одна-одинешенька.
Как любой нормальный человек, а тем более любой нормальный подросток, Соня любила выходные дни. Но в воскресенье, проснувшись ни свет ни заря, поняла, что с удовольствием пошла бы в школу. Это ощущение было настолько ново для нее, что ей стало стыдно.
Впервые в жизни у Сони появились друзья, которых (она в этом нисколько не сомневалась) можно было назвать настоящими. За короткий, вроде заячьего хвостика, промежуток времени, когда общалась с ребятами, девочка поняла, что на них можно положиться в любой ситуации. Никогда раньше она не делилась своими переживаниями с посторонними людьми, а вчера вдруг с легкостью поведала о своей тайне Алексу и братьям Уркам. Вспомнив о них, Соня тепло улыбнулась.
Но тут взгляд ее упал на школьный портфель, и девочка пригорюнилась. Не потому, что портфель был старым, изрядно потрепанным долгой жизнью (с ним ходил в школу еще Фил Маршал), а потому, что в нем, в потайном кармашке, лежало вонючее снадобье Жука, которое надо было дать понюхать Рики. Как это сделать, если мама никогда не оставляет его без присмотра?
