Епископ Кейнс замолк. Молли Пэджетт пылала, но не двигалась.
Фенн ощутил, как все плывет перед глазами.
А труп монахини из шестнадцатого века захихикал, тут же прогремел гром, и земля на лужайке разверзлась.
Пола отпустила мертвое тело своей матери.
Глубокий рокочущий звук эхом отдавался у нее в голове, когда земля разошлась в стороны и какофония криков и визга поднялась с новой силой. Пола как загипнотизированная смотрела на возникающий в земле провал. Он расширялся изломанным рвом вдоль центрального прохода, заставив окаменевшую толпу снова забиться в ряды скамеек.
Земля разверзлась — и Пола увидела черноту под ней, безмерно глубокую, бездонную, бесконечную темноту. И все же лунный свет, пробиваясь сквозь облака, отбрасывал отблески в пропасть, где что-то шевелилось, чьи-то руки тянулись вверх, хватались за рыхлую, раздающуюся в стороны землю. Какие-то фигуры лезли оттуда, перекрученные, стонущие, смотрящие, разинув рот, на небо над собой — измученные души, стремящиеся в мир наверху.
Пола закрыла глаза, убеждая себя, что этого не может быть, что всего этою нет. Но, открыв их снова, увидела, что ничего не изменилось.
На краю бездны теснились фигуры, отталкивая друг друга от расширяющейся пропасти. Несмотря на охвативший ее ужас, Пола узнала двоих.
Таккер пятился от ямы, но ему мешала жена: она поскользнулась, и одна нога ее исчезла в черноте провала. Вцепившись в мужа, Марция отчаянно пыталась удержаться, но он отталкивал ее руки, понимая, что не сможет вытащить ее и боясь, что жена увлечет его за собой. Она кричала, умоляла спасти, но он вопил в ответ, чтобы она отцепилась, бил ее по лицу, разжимал ее пальцы. В конце концов земля осыпалась под тяжелым телом, пальто Таккера порвалось — и женщина с криком полетела в бездну.
Он отшатнулся, но тут же выпрямился и стоял, прижав руки к бедрам, стараясь собраться с силами, однако вскоре понял, что нужно убираться, ибо провал постепенно расширялся.
Таккер обернулся в тот момент, когда на него налетела Пола.
Ненависть несла ее вперед, злоба к жирному ублюдку, который предал ее, воспользовался ею, ее телом, и лгал, лгал, лгал! Он должен принадлежать подземному миру — там ему самое место, чтобы извиваться и корчиться вместе со слизняками, червями и прочими подземными тварями, на которых сам он так похож!
Пола налетела на Таккера, и он вцепился в нее. Но ее импульс был слишком силен, толстяк не удержал равновесия и упал навзничь, увлекая Полу за собой.
Ухватившись друг за друга, они вместе полетели в бездну.
Саутворт побежал от двери, по пути левой рукой бессмысленно проводя по скамейкам, как ребенок, перебирающий подпорки перил; его гнала паника.
Добравшись до невысокой загородки перед алтарем и упав на нее, он, как пес, завыл в пустоту, в ужасе перед холодными мертвецами у дверей, стремящимися проникнуть внутрь.
Сама церковь начала содрогаться. Статуи вдоль стен пришли в движение, затряслись. За загородку, на которую Саутворт упал, оказалось невозможно ухватиться. Треск древних камней напоминал канонаду, и при каждом таком «выстреле» Саутворт вздергивал голову в направлении звука. Как зачарованный, он в ужасе смотрел на расширяющуюся трещину в стене. Раздавались все новые оглушительные звуки, и все новые трещины появлялись в стенах. Вот с противоположной стороны церкви… Вот в крыше…
На каменный пол начали падать куски кладки. Как белая пудра, опускалась цементная пыль, и тусклые церковные лампы начали меркнуть, мигать, как огоньки свечей под порывами ветра Зажгутся — погаснут, зажгутся — погаснут. Они светились еле-еле.
Саутворт засунул руки в рот, зажимая крик, которого все равно никто бы не услышал за треском старого камня. За спиной с алтаря стали падать свечи; дверца дарохранительницы распахнулась, открыв внутри белую шелковую пустоту; огромный витраж в окне, подаренный церкви Святого Иосифа в шестнадцатом веке, подался внутрь, полетели разноцветные осколки.
Саутворт вскрикнул, когда несколько из них задели его голову, содрав кожу; раны быстро наполнились кровью. Ему повезло, что большую часть лица и шею загородили перила.
Сотрясение стало ещё сильнее, треск и грохот оглушали. В полу возникла длинная изломанная трещина — прямо под скамьями, поперек прохода Она стала расширяться, такая черная, что казалась нарисованной. Скамьи сдвинулись, повалились одна на другую, а трещина превратилась в бездонный провал.
Саутворт вцепился зубами в свою кисть, а увидев, как на краю трещины возникли покрытые слизью пальцы, прокусил руку до кости.
За Пальцами показались покрытые землей и плесенью руки. Из черноты выскакивали какие-то мелкие черные твари и исчезали в темных углах; что-то длинное, извиваясь, проползло по полу и свернулось кольцами у подножия одной из статуй. Все новые пальцы появлялись на краю трещины, новые руки тянулись из нее. Стали появляться голые, мертвенно-бледные плечи.
Под давлением рушащихся каменных стен дверь в дальнем конце церкви треснула, распахнулась — и внутрь вошли мертвецы.
Сью ощутила странное спокойствие.
— Что происходит, мамочка? Почему все кричат?
Она крепко прижимала голову Бена к своей груди.
— Ничего, ничего, — успокаивала Сью мальчика. — Не бойся.
Бен поднял голову и осмотрелся вокруг.
— Я и не боюсь, — серьезно сказал он, тараща глаза на зрелище.
Кто-то споткнулся о них и упал. Фигура поднялась на ноги — во мраке было не понять, мужчина это или женщина — и бросилась дальше.
Бен снова сел.
— Я вижу дядю Джерри, — проговорил он, указывая на алтарь.
Сью приподнялась и прислонилась к скамейке рядом Земля все еще тряслась, хотя и не так сильно, как раньше, и рокот теперь был таким глубоким, словно доносился из самого чрева земли. Люди в страхе бежали от центрального прохода, но было не рассмотреть почему. Сью взглянула, куда указывал Бен, и вскрикнула.
По всему помосту были разбросаны тела, наряженные для мессы. Она узнала дородную фигуру епископа Кейнса. Он бессмысленно размахивал рукой; редкие седые волосы прилипли к покрытому испариной лбу. Всего в двух футах от него горела коленопреклоненная фигура. Она не двигалась, не корчилась от боли, в то время как ее голова, плечи и руки, протянутые к кому-то, стоящему вне круга света от единственной оставшейся лампы, ярко пылали. Маленькая девочка, сохраняя полное спокойствие, смотрела на вихри дыма, поднимающегося от алтаря. И над всем этим нависал дуб, его толстые нижние сучья изогнулись вниз, как; руки, словно стремясь сгрести упавшие тела.
