Я запнулась. А Жека куда более бодрым тоном продолжила:
— Ну ниче… Сейчас его Старый после праздников в Нижний свозит теорию Козловскому сдать и пристроит мальчика… ну куда-нибудь. Я сразу успокоюсь, ты не думай.
Да я и не думала. Ну про Дуськин интерес. Я вспомнила, как Гунька сегодня уже почти на рассвете стрекотал клавишами, описывая под диктовку Старого все события прошедшей ночи.
— Давно мы столько косяков за сутки не огребали, — уловила мой настрой Жека. — Мне Старый потом сказал, что он всю веселуху с Марфой попробует как военно-полевой суд по бумагам провести.
— Думаешь, получится? — понадеялась я. Еще не хватало, чтобы Старый с должности слетел из-за всех наших неурядиц. Савве Севастьянычу такое… ну как гибель, честное слово. Нам непонятно с кем срабатываться, не в радость перемены, но Старому труднее.
Впрочем, о том, что после праздников всем нам придется несладко, мы с Жекой вспомнили почти хором. Я — про срок, который мне по Несоответствию светит. При самом оптимальном раскладе получалось два года условно, а при пессимистическом — пятерка в мирской шкуре. Бррр… Хорошо хоть, что, в отличие от Марфы, у меня моя память останется.
— Ничего… как раз выдохнешь, ребеночка родишь, я у тебя крестной буду, — утешила меня Евдокия. — И вообще, Ленка, у тебя хотя бы неизвестность впереди. А у меня что? Семейное счастье, блин!
— Кто?
— А ты думаешь, мне Старый Анькины игрушки просто так дал? — Жека указала на стоявшую на обшарпанном хозяйском холодильнике жестянку с нарядами от бумажных кукол.
— Нет? — Я в испуге подавилась догадкой. Неужели и вправду кому-то взбрело в голову навесить на непутевую Евдокию воспитание чужого ребенка. Да еще не мирского, а колдовского. Нашел кому, откровенно говоря. Наша Дуська чуть ли не ровесница будет Марфиной Анечке, если по характеру судить. А уж по уровню ответственности…
Жека пробормотала что-то совсем непристойное — хорошо, что в этот момент за окном заискрилась новогодняя пальба. Не люблю я, когда выражаются.
— Так что, сама понимаешь… Папа, дочка, я — дру-у-ужная семья.
— Какой папа?
— А ты что, Артемчика не помнишь? Он же завтра в полночь ко мне с вещами… Ну раз пошла такая сказка, то станет моим мужем, без вариантов. А Анька типа дочкой. Веселая семейка, маму вашу!
Я хмыкнула, представляя себе Жеку в роли любящей и заботливой хранительницы очага. Вслух не расхохоталась только потому, что у меня нежно затрепетал мобильник. Пришлось давиться смехом — пусть Жека думает, что это меня телефонный собеседник развеселил. А то она иначе обидится, с ней так нельзя. Ну а кто мне трезвонит-то, кстати?
— Привет, Ириновна! — Голос у Тимки-Кота был ясный, будто он мне не из Ханты-Мансийска звонил, а из соседней квартиры. Правда, вот дикция… Я сразу на часы покосилась — сколько у них сейчас? Выходило, что до Нового года по тамошнему времени еще час с гаком, а наш врачеватель уже наотмечался, причем так… Крепко.
— С наступающим, — осторожно откликнулась я, опережая собеседника. — Пусть у тебя праздники удачно пройдут. Чтоб мирские не досаждали, пациенты не огорчали, коты обогревали…
— Да какие там праздники, Лиль… — хмыкнул Кот. — У меня тут свои именины сердца… яблочного!
Я заинтересованно охнула, сообразив, что Тимофей, если что и отмечает сейчас, так только какую-то свою удачно решенную задачку. У них ведь до Инкубатора мирские праздники толком не долетают по причине отдаленности от крупных населенных пунктов, можно спокойно делом заниматься.
— Это чье сердце-то?
Жека оторвалась от экрана, приложила палец к губам — мол, мешаешь слушать, тут такое интересное… Даже громкость увеличила назло мне:
— О неподражаемом чувстве юмора Елизаветы Петровны Лындиной складывали легенды. Некоторые из них вошли в книгу воспоминаний об актрисе «Свет, камера, любовь», ставшую бестселлером уходящего года. Но большинство этих историй были известны поклонникам таланта Лындиной задолго до выхода книги. Например…
— Так что там с сердцем? — переспросила я, отступая в коридор.
— Я ж пацана нашего, ну, прежде чем со Старым в Москву отправить, на одну штуку проверить решил, взял срез кожи да малек крови, только сегодня результаты подтвердились. Ты понимаешь, Ириновна, что если рассматривать структуру ДНК с точки зрения…
Пришлось притормаживать. Мне бы по-простому лучше.
— Тьфу, самое вкусное мне обломала. Ну ладно. Лилька, ты помнишь, в какой ситуации яблоня на человеке плохо приживается?
— Ну не знаю, я ж не мирская, у них организм другой…
— Та-ак… Хорошо, переформри… переформулю… короче, меняю вопрос: на что яблоньку прививать плохо? — булькнул Тимофей. — С точки зрения ботаники…
Я задумалась — так сильно, что начала накручивать на палец бахрому от абажура — это у Жеки в прихожей такое бра висело, над прозрачным трельяжем. Отражение в трельяже выглядело легкомысленно, о генетике думать не желало. Но Тимофей так в трубке радовался…
— Ну не знаю… К березе, наверное.
— Тепло, но не горячо. Про дерево — это правильно. Ну думай, Лилечка, думай… Дерево это. Мы с ним часто работаем.
Я запнулась, застыла около бра — с недомотанной на палец махрушкой. Потом начала вслух перечислять:
— Дуб зеленый, лукоморский… Осина-иудушка… Яблочко от яблоньки… От осинки не родятся апельсинки…
— Умница ты моя! — взревел Тимофей котовым басом. — От нее, родимой.
— От осины? — изумилась я, припоминая, что у Гуньки же и в правду в сердце осиновый тампон находился. Дня четыре, не меньше. Ой, как интересно…
— От апельсина… Я на совместимость кровь с соком проверял… Он же у нас апельсиновый, оказывается.
— Гунька?
— Гунька-Гунька, кто еще-то… Случайный плод любви, так сказать.
Я снова запнулась. Что из этого выходило — я пока не понимала. Знала, что вроде бы среди детей, заведенных через апельсиновые зернышки, иногда наши появляются. Но шансы там… Ну один к ста тысячам, что ли? Или к десяти тысячам? Плохо у меня с математикой.
— Лилька, это грант Мюллера светит, в чистом виде! — буйно радовался Тимофей. — Ты понимаешь, что апельсиновых никто на это дело специально не проверял? Между Первой и Второй мировыми начали копать… Ну что я тебе объясняю? Ты монографию Данилова помнишь?
— Будем считать, что не помню, — перепугалась я.
— Так там гипотеза была, что у любой «апельсинки» наше ремесло в крови, просто не пробуждается, потому как никто ребенком не занимается нормально. Ну как с обычными способностями, если их не развивать…