В полдень бабушка ушла в бакалейную лавку.
Дуглас, как всегда, начал орать перед дверью мистера Кобермана. Как обычно, ответа не последовало. Тишина была ужасающей.
Он сбегал вниз, взял ключ, серебряную вилку и три куска цветного стекла, которые он спас. Он вставил ключ в скважину и медленно отворил дверь.
В комнате стоял полумрак, занавески опущены. Мистер Коберман в пижаме лежал поверх постельного белья, грудь его вздымалась. Он не шевелился. Лицо было неподвижно.
— Привет, мистер Коберман!
Бесцветные стены отражали равномерное дыхание человека.
— Мистер Коберман, привет!
Дуглас пошел в атаку, начав стучать в мяч. Он завопил. Нет ответа.
— Мистер Коберман! — Дуглас ткнул серебряной вилкой в лицо человека.
Мистер Коберман вздрогнул. Он скорчился. Он громко простонал.
Реакция. Хорошо. Блестяще.
Дуглас вынул из кармана кусок синего стекла. Глядя сквозь синее стекло, он очутился в синей комнате, в синем мире, не похожем на мир, который он знал. Такой же непохожий, как и красный мир. Синяя мебель, синяя кровать, синие потолок и стены, синяя деревянная посуда на синем бюро, и синее мрачное лицо мистера Кобермана, и руки, и синяя вздымающаяся, опадающая грудь. Еще…
Широко раскрытые глаза мистера Кобермана буравили его голодным, темным взглядом.
Дуглас отпрянул и отвел от глаз синее стекло.
Глаза мистера Кобермана были закрыты.
Снова синее стекло — открыты. Синее стекло прочь — закрыты. Снова синее — открыты. Прочь — закрыты. Странно. Дрожа от возбуждения, Дуглас ставил опыт. Синее стекло — глаза, казалось, пялились голодным, алчным взглядом сквозь сомкнутые веки. Без синего стекла казалось, что они крепко сжаты.
Но тело мистера Кобермана…
Пижама на мистере Кобермане растаяла. Так на нее подействовало синее стекло. А может, она растаяла потому, что была на мистере Кобермане. Дуглас вскрикнул.
Он глядел сквозь живот мистера Кобермана прямо внутрь. Мистер Коберман был геометричен. Или что-то вроде этого.
Внутри его виднелись необычные фигуры странных очертаний.
Минут пять пораженный Дуглас размышлял о синих мирах, красных мирах, желтых мирах, сосуществующих подобно кускам стекла большого окна на лестнице. Одно за другим, цветные стекла, всевозможные миры; мистер Коберман сам так сказал.
Так вот почему разноцветное окно было разбито.
— Мистер Коберман, проснитесь! Нет ответа.
— Мистер Коберман, где вы работаете по ночам? Мистер Коберман, где вы работаете?
Легкий ветерок шевельнул синюю оконную занавеску.
— В красном мире или зеленом, а может, в желтом, мистер Коберман?
Над всем царила синяя стеклянная тишина.
— Подождите-ка, — сказал Дуглас.
Он спустился вниз на кухню, раскрыл большой скрипучий ящик и вынул самый острый, самый длинный нож.
Тихонечко он вышел в коридор, снова взобрался по лестнице вверх, открыл дверь в комнату мистера Кобермана, вошел и закрыл ее, держа в руке острый нож.
Бабушка была занята проверкой корочки пирога в печке, когда Дуглас вошел в кухню и положил что-то на стол.
— Бабушка, это что?
Она мельком взглянула поверх очков.
— Не знаю.
Это что-то было квадратным, как коробка, и эластичным. Это было ярко-оранжевым. К нему были присоединены четыре квадратных трубки синего цвета. Оно странно пахло.
— Ты когда-нибудь видела такое, бабушка?
— Нет.
— Так я и думал. Дуглас оставил это на столе и вышел из кухни. Через пять минут он вернулся с чем-то еще.
— А это?
Он положил ярко-розовую цепочку с пурпурным треугольником на конце.
— Не мешай мне, — сказала бабушка. — Это цепочка.
В следующий раз у него были заняты обе руки. Кольцо, квадрат, треугольник, пирамида, прямоугольник и… другие фигуры. Все они были эластичные, упругие и, казалось, сделаны из желатина.
— Это не все, — сказал Дуглас, кладя их на стол. — Там их еще много.
Бабушка сказала:
— Да-да, — далеким, очень занятым голосом.
— Ты ошибаешься, бабушка.
— В чем?
— В том, что люди одинаковые внутри.
— Не болтай ерунды.
— Где моя свинья-копилка?
— На камине, где ты ее бросил.
— Спасибо.
Он протопал в общую комнату за свиньей-копилкой. В пять часов из конторы пришел дедушка.
— Дед, пошли наверх.
— Ага. Зачем?
— Я хочу тебе кое-что показать. Оно некрасивое, но интересное.
Дедушка с кряхтеньем последовал за внуком наверх в комнату мистера Кобермана.
— Бабушке не стоит говорить; ей не понравится, — сказал Дуглас. Он широко распахнул дверь. — Вот.
Дедушка замер.
Последние несколько часов Дуглас запомнил на всю жизнь. Следователь со своими помощниками стоял у обнаженного тела мистера Кобермана. Бабушка внизу около лестницы спрашивала кого-то:
— Что там происходит?
И дедушка дрожащим голосом говорил:
— Я увезу Дугласа надолго, чтобы он позабыл этот кошмар. Кошмар, кошмар!
Дуглас сказал:
— Что тут плохого? Ничего плохого я не видел. Мне не плохо.
Следователь вздрогнул и сказал:
— Коберман мертв.
Его помощник вытер пот.
— Видел эти штуки в банках и в бумаге?
— Боже мой, Боже мой, да, видел.
— Господи Иисусе Христе.
Следователь снова склонился над телом мистера Кобермана.
— Лучше держать все в секрете, ребята. Это не убийство. То, что совершил мальчик, — это милосердие. Бог знает, что бы произошло, если бы он этого не сделал.
— Так кто же Коберман? Вампир? Чудовище?
— Вероятно. Не знаю. Что-то… не человек. — Следователь ловко провел руками вдоль шва.
Дуглас гордился своей работой. Ему пришлось повозиться. Он внимательно следил за бабушкой и все запомнил. Иголку, нитку и все остальное. В целом мистер Коберман был аккуратно зашит, как любой цыпленок, когда-либо засунутый бабушкой в пекло.
— Я слышал, как мальчик говорил, будто Коберман жил даже после того, как эти штуки были вынуты из него. — Следователь смотрел на треугольники, цепи, пирамиды, плавающие в банке с водой. — Продолжал жить, Господи.
— Мальчик это сказал?
— Сказал.
— Так что же тогда убило Кобермана? Следователь вытянул несколько ниток из шва.
— Это… — сказал он.
Солнце холодно блеснуло на наполовину приоткрытом кладе: шесть долларов и семьдесят центов серебром в животе у мистера Кобермана.
— Я думаю, что Дуглас сделал мудрое помещение капитала, — сказал следователь, быстро сшивая плоть над «сокровищем».
