Он расширяет рану и вытаскивает одну ледяную пулю.
- Че за хуйня? – спрашивает он. - Я не чувствую ничего, кроме холода.
Я изо всех сил пытаюсь сдержать входную дверь, пока толпа с еще большей яростью пытается прорваться внутрь. Кто-то из людей-кукол пытается прорваться через окно и я палю по ним распильным шлаком.
- У меня внутри все онемело, - говорит ЛеФорж, разрывая кожу на груди, словно рубашку.
- Какого хрена ты творишь?! – кричу я ему.
ЛеФорж вытаскивает из живота комок ваты. Он небрежно его рассматривает. Петли кишечника вываливаются из его брюха, обнажая больше хлопка. Он битком набит этим добром, также, как и лейтенант.
- Он один из них! – кричит МакКлин.
ЛеФорж пожимает плечами, кидает куски хлопковой набивки через плечо и оборачивается.
МакКлин поднимает свою винтовку.
- МакКлин! - кричу я, когда он стреляет желудочным шлаком французу в лицо.
Желудочные шлаковые пули напоминают небольшую водяную бомбочку, наполненную кислотой. Она взрывается на лице ЛеФоржа и плавит его голову до основания шеи прежде, чем он успевает упасть на пол.
- Что за херня? - говорю я, перезаряжая винтовку остатками шлака.
- Отойди, - говорит МакКлин.
- Возьми на себя окно, - говорю я ему.
- Отойди, - повторяет он.
Я успеваю отскочить как раз перед тем, как он стреляет желудочным шлаком через дыру в двери, обливая толпу людей-кукол кислотой.
Я же подхожу к окну и разбиваю фарфоровые лица прикладом винтовки. МакКлин направляется к главному входу.
- МакКлин, будь осторожен, - говорю я ему.
Но он неосторожен. Он делает еще один выстрел, но не попадает в дыру, а вместо этого окатывает кислотой нашу мебельную баррикаду. Древесина плавится и трескается. Капрал отступает, наблюдая, как люди-куклы прорываются сквозь плавящееся дерево, словно сквозь бумагу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
- Надо убираться отсюда, - говорю я МакКлину, но он уже выбегает через запасной выход и бежит полуголый по улице.
Я выстреливаю последний распильный патрон в живых манекенов, заполняющих комнату. После я ползу по полу, подбираю винтовку ЛеФоржа и выбираюсь наружу.
МакКлина нигде нет. Я даже не представляю, в какую сторону он направился.
Я смотрю на свой запястный монитор. Он растворяется прямо на моих глазах. Я смотрю на свою одежду.
Она тоже растворяется. Я, должно быть, прополз через лужу кислоты на полу.
- Вот дерьмо! – я быстро снимаю наручный компьютер и рубашку.
Толпа выходит из-за угла и направляется на меня жесткими механическими движениями с невыразительными лицами, снег хрустит под их ногами. Я стреляю по кукольной толпе из шлаковой винтовки ЛеФоржа, как из пулемета, и десятки выпущенных крошечных хлопающих книг летят к ним по воздуху. Они похожи на бабочек из бритвенных лезвий.
Под градом пуль куклы падают на землю, разбрасывая повсюду хлопковую набивку. Я стреляю до тех пор, пока не убиваю их всех до последнего. Затем я снимаю с них изорванную одежду и накидываю ее на себя, чтобы хоть как-то согреться. Я рассматриваю их тела в обнаженном виде. У них все как у настоящих людей. У них есть груди, члены, вагины. Но их плоть сделана из ткани, набитой хлопком. Только их лица, руки и ноги сделаны из белой керамики.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я не успеваю догнать МакКлина вовремя.
В паре кварталов я нахожу его стоящим на коленях посреди улицы. Его ранили в бок, его кровь течет прямо на лед, а несколько кукольных солдат стоят над ним, приставив винтовки к его лицу. Он кладет руки на затылок и кричит на них.
Они поднимают его на ноги и уводят прочь.
Я ныряю в ближайшее здание. Здесь на полу грудой лежат несколько изрешеченных пулями мертвых манекенов. Изрешеченных пулеметными пулями. Только один манекен все еще стоит с винтовкой с винтовкой в руках.
- Внимание! – говорит он.
Я узнаю этот голос...
Я подхожу ближе, дабы получше рассмотреть этого манекена с автоматом. Это полковник Дюпон. Он все еще в униформе, вот только его лицо и руки теперь фарфоровые.
- Рядовой Джейк, а почему вы не на передовой? – спрашивает он меня. - Мы должны уничтожить всех уклонистов!
Он стоит совершенно неподвижно. Только его рот слегка шевелится, совершенно не попадая в слова, так словно его голос кто-то плохо дублирует.
- Сколько у нас осталось людей? – спрашивает он.
- Думаю, я последний, - отвечаю я. - Капрал МакКлин был захвачен в плен врагом.
- Очень хорошо, - говорит он. - Тогда нам вдвоем придется уничтожить врага.
Я отхожу от него.
- Встать в стой, рядовой, - говорит он.
Я продолжаю двигаться.
- Это неподчинение прямому приказу, - говорит он. - Неповиновение приказам – преступление, караемое смертной казнью.
Я поднимаю дробовик и стреляю в него последней пулей. Она попадает ему в живот. Он скидывает униформу, расстегивая молнию на груди, а затем вытаскивает из себя порхающую пулю, держа ее за острое крыло.
- А мятежников расстреливают прямо на месте! - говорит он, нацеливая на меня винтовку.
Я прыгаю на пол и прячусь за стол.
Его голова разбивается прежде, чем он получает шанс выстрелить. Кто-то сзади ударил его стулом.
Я смотрю на своего спасителя. Это Чони. Она все еще жива.
- Иди за мной, - говорит она, махая мне рукой.
Я следую за ней по лестнице в пустую квартиру.
Она запирает за нами дверь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Здесь ты в безопасности, - говорит она, усаживая меня на белый диван. – Теперь можешь расслабиться.
- Я думал, ты погибла, - говорю я.
Она мотает головой мне в ответ, тряся дредами.
- ЛеФорж видел твое тело в снегу, - говорю я.
Она пожимает плечами.
- Они схватили МакКлина, - говорю я ей. - Мы должны спаси его.
Она садится рядом со мной.
- Не волнуйся. С ним все будет нормально.
- Это они убили всех наших, - говорю я.
Она меня успокаивает.
- Это была самооборона, - говорит она. - Они никому не желают зла.
- Что ты имеешь в виду? Ты говорила с ними?
- Да, - отвечает она. - Они говорят, что просто хотят жить своей жизнью. Просто хотят быть свободными.
- То есть ты имеешь в виду, что эти живые куклы - это уклонисты?
Она кивает головой.
- Да как такое возможно?
Она снова успокаивает меня.
- Не волнуйтесь, нам ничего не угрожает. Они позволят нам остаться здесь. И мы сможем быть вместе всегда.
- Чони, что с тобой? – спрашиваю я.
Она снимает одежду. От ее длинных дредов, скользящих по коже, кожа покрыта мурашками, а ее соски сцеплены между собой холодными металлическими цепочками.
- Я знаю, что ты мечтаешь быть со мной, - говорит она, забираясь на стол и вставая надо мной. - Я в курсе, что ты частенько превращал военную шлюху в меня, чтобы ты мог притвориться, что занимаешься любовью со мной.
Она садится на корточки и трет рану на моей щеке, как будто это эротично. Она просовывает палец в пулевое отверстие и медленно трахает его.
- Самое смешное, - говорит она, - что я тоже просила Конфетку превратиться в тебя.
Я вытаскиваю ее палец из щечной раны и смотрю в ее оранжевые глаза.
– Это правда?
Она улыбается мне.
- Я была влюблена в тебя очень долго, - говорит она.
- Но ты же сам знаешь, как обстоят дела в армии. Мы не можем ни с кем сближаться на войне. Солдаты не влюбляются. Но вот война окончена, и сейчас мы находимся в таком месте, где нам позволено любить и жить свободно.
- Жить здесь? – спрашиваю я. - В Арктике? С этими кукольными людьми?
- На самом деле это не так уж и плохо, - говорит она. - Это настоящая свобода. Мы вольны делать все, что захотим. Цена, конечно, высока, но уж лучше жить плохо и быть свободным, чем жить в богатстве будучи рабом.
Она снимает с меня одежду и прижимается ко мне своим телом, целует мою шею, согревает мою холодную плоть своей горячей потной кожей.
