наглец первой гильдии! Я таких люблю!
– Честь имею, фрау разбойница! – и так поклонился, что у меня чуть бочина со смеху не лопнула!
– Во даёшь! – заливалась я. – Чистый шут ярмарочный!
– А я шут и есть, – пожал человечек плечиками и опять взял девчонку за руку. – Только не ярмарочный, а графский!
– Ага, так я тебе и поверила!
Однако что-то я их совсем балую! Сделаю-ка морду повнушительнее!
– А здесь-то какого дьявола шляешься? И что за девка с тобой?
– Мы идём куда подальше от замка доброй и прекрасной, как весенний сон, графини Анны, а эта милая девушка – моя невеста, Мария-Францина.
– Да ну? Это ты, братец шут, врёшь! – я снова развеселилась. Ишь, чего мелет, полоумный.
– Он говорит правду, разбойница! Почему ты не веришь? – подала голосок девка, гордо поднимая голову.
Я пристально осмотрела её. До чего ж хорошенькая – тоненькая, длинненькая, выше меня, светлые волосы узлом, как начищенное золото, личико – осеннее лесное яблочко, глаза голубые, большущие. И эта вот – невеста шута, карлика? Ну, нашла чем гордиться! Да-а, до чего ж любовь-то доводит!
– Ой, ну что ты обзываешься? Якобина меня звать. Иголка.
– Почему Иголка? – девчонка хмурилась, но куда женщине от любопытства бежать?
– Колоть очень люблю, кровь пускать, – хихикнула я, она аж отдёрнулась. Бойся-бойся, нечего расслабляться, не на прогулке в садочке!
– Так что же, Иголка, раз ты передумала смотреть на нашу кровь, может, мы пойдём? – предложил шутёнок, ловя глазами каждый мой жест.
– Ну уж нет! Теперь вы пойдёте со мной и расскажете, откуда вы такие взялись и куда вас тащит от вашей «доброй и прекрасной графини»!
– Это ещё зачем? – возмутилась не в меру дёрганная «шутова невеста», на что я пожала плечами:
– Я ведь в лесу живу, людей не вижу, разве что изнутри… А с вами поболтаю, развеюсь. Нет – так хоть прирежу…
Девчонку опять передёрнуло, она вопросительно глянула на дружка. Тот тихо кивнул. Всё это я уловила краем глаза, будто вовсе не глядя. Она всё ещё ломалась, птичка нежная.
– Пойдём-пойдём, я одна дома! Наши все в городе или ещё не знаю где, до завтра точно не явят свои рожи, нечего тебе бояться!
Они и потопали за мной – куда им деваться? Боятся, конечно, вдруг обманула? За нами, лихими людьми, не заржавеет, чего уж там. Но ведь не сбежишь! Поймала я их!
И я повела их обратной дорогой в пещеру, намеренно путая тропки и растягивая время. Всё же незачем им знать прямой ход в наше единственное убежище… На этом краю единственное, на другом-то ещё есть, но это далеко, вы не найдёте!
Нам совсем немного оставалось, когда вдруг грянул гром и небо враз потемнело. Хлынул ливень такой свирепости, что самое себя не видать! Я подхватилась и побежала со всех ног, перепрыгивая кусты и низкие ветки. Влетела в свой дом, оглянулась – шут с девчонкой путались в сучках, резали руки острыми листьями. Крупные, злохолодные капли колотили их нещадно.
– Ну, чего вы, быстрее сюда, дурачины!
Они вбежали в пещеру, насквозь мокрые, избитые. У девчонки предательски дрожали губы, её жениха мелко трясло. Мне даже жаль их стало. Вот бедолаги, непривыкшие к холоду, небось, ни в жизнь под осенним дождичком не купались! Я достала из укромного уголка бутылку крепкой бурды.
– Грейтесь пока! А я костром займусь.
Шут схватил бутылку жадно и с благодарностью улыбнулся мне, а девчонка сморщилась и отвернулась. Ой-ой, какие мы! Из богатого дома, как сейчас вижу. Пока я по-быстрому раскладывала очаг, мои гости шептались, полагая, что я не слышу. Ну откуда им знать, что я за версту слышу, как белка грызёт орешек, как волк на том краю рвёт безоружного путника, как мышь пробегает под землёй? А уж человеческий шёпот… Тут я мастер! По сбитому дыханию ловила солдат и охотников! Меня могут обхитрить только отец и Габри, даже братьям я не по зубам.
Она ему: «Кристи, а она нас не убьёт?» А он ей: «Солнышко, ну зачем ей? Подумай сама, ведь когда бы она задумала злое, то сотворила бы это в лесу, а не привела сюда!» – «Ну а вдруг она нас привела сюда, чтобы здесь и…» – «Брось, она не станет пачкать пол, ведь кровь в камень не впитывается, потом долго будет скользко!» – «Ой, ты меня пугаешь! Ну зачем ты так говоришь? Так спокоен, а я боюсь!» – «Не стоит, иди лучше ко мне!» – и греет её руки у сердца. Ух, глядя на них, я вспомнила Габриэля и вдруг люто соскучилась! Чуть не завыла – так к нему захотелось!
– Эй, шут и девка, там в углу ящик, возьмите чего-нибудь переодеться!
А ведь Стрела сейчас наливается по уши в кабачке и какая-нибудь грязная шлюха крутится вокруг него, садится на колени! Кровь бросилась мне в голову – убью, пусть только вернётся! Скорее вернётся мой милый, сильный, образованный, как чёрт, Габриэль! Убью непременно!
– Якобина… Иголка, а эта одежда… – подала голосок красавица.
– Чего? – грубо бросила я, вороша палочкой огонь.
– Она… с мёртвых людей?
– А это не всё едино? – усмехнулась я. Вот дура нежная – зубы стучат, ещё о морали думает! – Всяко не с живых!
Глаза у неё стали как у дикой кошки в капкане. Отошла от сундучка. А её дружок, уже полупьяный, вытянул хорошее тёплое шерстяное платье, подбитое мехом, и шаль, протянул ей.
– Милая, ты простудишься! Я себе этого не прощу!
– Но, Кристи, как же я… Ведь это же с убитых! – и ручки к сырой груди прижимает. Ну дура, как есть дура!
– Да пошутила я! Какое, к ляду, с убитых, видишь же, ни крови, ни дырок. Кто живой не сдаётся, знаешь, какие лохмотья остаются, снимать там нечего! – успокоила я её. Но она почему-то не успокоилась, а только трясла головой и с ужасом смотрела то на меня, то на барахло.
– Ну и хворай! К утру горячка пожрёт твою кровь, а дня через три одежда тебе совсем не будет нужна никакая… Как и всё прочее!
– Якобина, не надо так. Она очень нежная, моя невеста! – пролепетал карлик. Я сплюнула и занялась обедом, вполглаза следя, как девица забилась в уголок, а уже совсем синий от холода дружок умоляет её переодеться. Когда я уже накидала всякой дряни в похлёбку, он наконец добился своего, и девка вышла в круг света, смущённо улыбаясь, в моём платье и с шалью на плечах. Одёжка ей была коротковата, зато в ширину в самый раз! Выглядела
