Ища поддержки, он посмотрел на Кена.
Но невролог и не думал идти ему на помощь.
– Вполне вероятно, что температура тела могла понизиться до тридцати двух градусов уже после наступления смерти, затем, во время транспортировки, вновь повыситься, ведь проверить это у нас нет никакой возможности. И вы знаете это, Джоунас, не хуже нас. Единственное, в чем мы можем быть абсолютно уверены, – это в том, что он мертвый, и мертвее уже быть не может.
– Если у него сейчас сорок шесть градусов… – заявила Кари. – Вода – непременный компонент любой клетки в теле человека. Процентное ее содержание различно в клетках крови и костей, кожи и печени, но, безотносительно к этому, она всегда превышает все другие их компоненты. А когда вода замерзает, она расширяется. Поставьте в морозильник бутылку содовой, чтобы быстро остудить, и попробуйте забыть вовремя ее вынуть. Когда вы наконец вспомните о ней и откроете холодильник, вашему взору предстанут лишь осколки лопнувшей бутылки. То же самое происходит и с замороженными клетками мозга, вообще со всеми клетками тела, вода разрывает их.
Никто из группы не желал пытаться вырвать Харрисона у смерти, не будучи уверен, что возвратит ему полноценную жизнь. Никакой уважающий себя врач, независимо от того, каким бы сильным ни было его желание излечить больного, не согласится вступить в единоборство со смертью и, выиграв схватку, вернуть сознание человеку с обширной травмой головного мозга или, что то же самое, вернуть человека к жизни, которая больше будет походить на состояние хронической комы, поддерживаемой только с помощью специальной аппаратуры.
Джоунас знал, что самой слабой его стороной как врача была его непримиримая ненависть к смерти. Она никогда не утихала в его душе. В такие моменты, как этот, ненависть превращалась в едва сдерживаемую ярость, способную затмить его рассудок. Смерть пациента он рассматривал как личное оскорбление. И часто, приступая к реанимированию трупа, грешил в сторону оптимизма, что по своим последствиям могло оказаться гораздо трагичнее в случае успеха, чем в случае провала.
Члены его группы знали об этой его слабости. И потому все они выжидательно смотрели на него.
Если в операционной и до этого царила могильная тишина, теперь она была сродни тишине затерянного в межзвездном пространстве вакуума, где Бог, если он существует, вершит праведный суд над своими несчастными созданиями.
Джоунас буквально кожей чувствовал, как убегает драгоценное время.
Пациент находился в операционной не более двух минут. Но и две минуты могут быть решающими.
Лежавший на операционном столе Харрисон был мертв, в этом не было никакого сомнения. Кожа его отливала нездоровым серым оттенком, губы и ногти на руках и ногах посинели, рот был полураскрыт в последнем предсмертном выдохе. Все мышцы тела полностью расслаблены.
Однако, кроме неглубокого, длиной в два дюйма, пореза на правом виске, ссадины на левой щеке и царапин на ладонях, никаких других ран на его теле не было. Он находился в отличном физическом состоянии для мужчины тридцати восьми лет, только на пять фунтов превышал нормальный для своего возраста и роста вес, отличался прекрасным телосложением и неплохо развитой мускулатурой. Что бы там ни случилось с клетками его головного мозга, он выглядел достойным кандидатом для воскрешения к жизни.
Лет десять назад врач в аналогичной ситуации руководствовался бы пятиминутным пределом, в то время воспринимавшимся как максимально возможный промежуток, в течение которого мозг может оставаться без нового притока кислорода, приносимого кровью, и сохранять при этом все свои жизнедеятельные функции. Но в течение последних лет, с тех пор как реанимационная медицина заняла прочные позиции в лечебной практике, временной предел, устанавливаемый пятью минутами, нарушался столь часто, что на него просто перестали обращать внимание. С введением новых лекарств, способных радикально очищать организм от любых вредоносных бактерий, применением новой аппаратуры, способной охлаждать или подогревать кровь, впрыскиванием в сердце огромных доз эпинефрина и благодаря наличию специальных реанимационных механизмов врачи получили возможность далеко перешагивать пятиминутный рубеж и возвращать пациента к жизни из более глубоких регионов смерти. А гипотермия – переохлаждение мозга, блокирующее быстрые и разрушительные химические изменения в клетках, которые происходят с момента смерти, – увеличивала продолжительность времени, в течение которого пациент мог оставаться мертвым, и одновременно его шансы быть успешно возвращенным к жизни. Двадцать минут считались нормой. Не все было потеряно и в тридцать минут. Бывали случаи, когда удавалось реанимировать пациентов после сорока и даже после пятидесяти минут – в 1988 году двухлетняя девочка из штата Юта, вытащенная из ледяной воды, была возвращена к жизни, избежав травмы головного мозга, после пребывания в состоянии смерти в течение примерно шестидесяти шести минут. А в прошлом году аналогичный случай произошел с двадцатилетней жительницей штата Пенсильвания, пробывшей в состоянии клинической смерти в течение семидесяти минут.
Все четверо членов группы продолжали выжидательно смотреть на Джоунаса.
Смерть, убеждал он себя, это просто патологическое состояние организма.
А патологические состояния можно излечивать лекарствами.
Быть мертвым – это одно. А быть замерзшим и мертвым – это другое.
– Как давно он умер? – спросил Джоунас, адресуя свой вопрос Джине.
По долгу своей работы Джина отвечала за радиосвязь с полевыми врачами и обязана была учитывать и отбирать ту информацию из их сообщений, которая может сыграть решающую роль в определении стратегии реанимационных процедур. Она взглянула на свои часы – огромный «Ролекс» на жгуче-, до неприличия, розовом ремешке в тон ее гольфам – и быстро сказала:
– Шестьдесят минут тому назад, но это по предположениям спасателей, а сколько он в действительности пролежал мертвым, известно лишь одному Богу. Так что, может быть, и раньше.
– А может быть, и позже, – заметил Джоунас.
Пока Джоунас размышлял, как поступить в данном случае, Хелга, обойдя стол, остановилась подле Джины, и обе они стали внимательно разглядывать левую руку трупа, отыскивая вену на случай, если Джоунас примет решение реанимировать его. Кровеносные сосуды в обмякшем, мертвом теле почти незаметны, и их очень трудно обнаружить, даже когда руку перетягивают резиновым жгутом, чтобы увеличить давление, потому что там вообще нет никакого давления.
