Дима встал, покачнулся и пошел к выходу. Взгляд зацепился за черный прямоугольник напротив верстака. Ему стало не по себе. Значит, все это было. Это ему не приснилось, это происходит с ним и сейчас. От осознания этого Диму передернуло. Он медленно обошел черный контур и стремглав бросился к выходу. Уже у себя в комнате, сидя с бутылкой пива в руке, Дима понял, что это усталость. Его мозг не работал в таком режиме два года. Алкоголь, усталость и броское название будущего романа сыграли с ним злую шутку.
Он отпил пива. Нервы начали успокаиваться. Причина ему известна. Это уже хорошо. Оставалось только засунуть эти самые причины поглубже, чтоб они больше не смогли навредить ему. Дима отставил бутылку и улегся на диван прямо в одежде. Он найдет выход. Обязательно.
Его сморил сон. Глаза закрылись.
Дверь – это не только вход. Это еще и выход. Даже если долбаная дверь находится в полу, подумал он, перед тем как заснуть.
* * *
Дима проснулся от звука лязгающего металла. Спросонок он даже не сразу понял, в чем дело. Перед глазами еще вертелись картины эротического сна. Ему снилась жена. Она была обнажена и лежала на полу их квартиры. Лена увидела его и помахала ему рукой. Дима скинул с себя одежду и уже собирался пристроиться к жене, раскинувшейся на каком-то меховом ковре, когда раздался этот лязг.
Звук повторился. Только теперь он был протяжней, будто великан рвал с жутким скрежетом металлический лист.
Когда что-то грохнуло, Дима узнал все эти звуки. Это звуки аварии. Автокатастрофа. Дима подскочил, соображая, где находится. Комната в деревенском доме, наполненная черными тенями. Он никак не мог привыкнуть к мертвой тишине и кромешной тьме. Но, несмотря на это, он успокоился. Находиться в темной комнате лучше, чем в искореженной машине. Он вздохнул и посмотрел на часы. Господи, час ночи! Он спал от силы часа два.
Звуки больше не повторялись. Еще бы! Что может происходить после аварии? «Скорые», милиция… Много шума. Сейчас же было тихо. Мертвая тишина. А что, если здесь, в этой глуши, некому произвести много шума? Стасыч спит и видит сны. Так что… Люди в машине могут быть еще живыми. Они сидят и не могут пошевелиться. Боль и паника. Искореженный металл разрезает плоть при каждом движении. Им плохо. Тому, кто выжил, очень плохо.
Дима увидел картинки. Яркие кровавые картинки из своего детства. Он видит мужскую голову. Она раздроблена в кашу. Но он знает, что это отец. Дима зажат между креслами. Он не может ни пошевелиться, ни крикнуть. Он просто плачет. Дима протягивает руку, чтобы дотронуться до папы, чтобы привлечь его внимание, чтобы… Он касается месива, каши из волос, мяса и костей. Папе, наверное, больно, потому что он стонет. Голова отваливается и падает куда-то в битые стекла, на пассажирское кресло. Дима наконец-то выдавливает вопль из себя. Он кричит протяжно и громко. Так громко, что у него закладывает уши. Сквозь собственный крик он слышит вой сирен. Поэтому… да, поэтому, словно передав эстафету, он замолкает. Дима вновь пытается выбраться, но стон… чей-то стон заставляет его замереть. Замереть от страха. Ведь папа уже не мог стонать. Или мог? Он медленно поворачивает голову и видит месиво с длинными осветленными волосами. Волосы тоже все в крови, и он почему-то думает о том, что их не помешало бы помыть, а не о том, откуда она здесь взялась. Здесь, в его машине, в его детстве, в его долбаной аварии. Откуда?! Лена умирает. Под кровавыми сосульками-волосами что-то шевелится. Дима пытается разобрать, что там шевелится под кровавой маской, и, только когда пригибается к ней вплотную, понимает, что это выбитый глаз подергивается на нервных окончаниях.
Сысоев вскочил и, едва сдерживая крик, побежал к двери. Правую ногу свело, Дима упал на колено и только сейчас сообразил, что находится в деревенском доме. Он поднялся, потирая ногу. Проковылял к двери. Дима не мог понять, что это было. Сон во сне или смесь воспоминаний, сна и каких-то реальных звуков. Нога болела так, будто ее действительно зажало между сидений в машине. Сон, воспоминания, с этим все понятно, а вот звуки аварии его волновали по-настоящему.
Он, прихрамывая, выбежал на крыльцо. Всмотрелся в темноту за калиткой. Вроде бы было все спокойно. Но это могло только так казаться. Пока машина не взорвалась, все будет тихо. Пока он не вытащит, кого сможет. Его тогда смогли, и он кого-нибудь сможет. Пока он не вызовет «Скорую» и полицию, все будет тихо.
Боль в ноге прошла. За калитку он уже выбежал, но на дороге напротив дома ни аварий, ни вообще машин не было. Дима вышел на асфальт, прошелся на север, вернулся назад. Несмотря на то что дорога была асфальтированной, по ней мало кто ездил, тем более со скоростью, опасной для жизни. То есть авария с искореженным металлом, с жертвами, взрывами и оторванными головами здесь была невозможна. Все-таки сон? Кошмар.
Дима вздохнул и пошел к калитке. Впервые за столько лет ему приснилась гибель отца и… Он вспомнил. Какого черта там делала эта тварь?! Она подыхала. Подыхала, как он это себе представлял не раз. Он хотел подкараулить ее и изрезать лицо ножом, а еще лучше облить кислотой. Чтоб ее бесстыжие глаза вывалились и дергались в конвульсиях, как крысы в капкане. Он просто хотел, но не больше. На большее его бы и не хватило. Теперь он даже думал, что именно это и стало одной из причин ее ухода. Его хватало только на то, чтобы выплеснуть весь негатив на бумагу, заплести в сюжет свои житейские обиды. Он долго фантазировал, как изуродует ее, вот она и приснилась ему во всей красе.
Дима подошел к крыльцу. Что-то насторожило его, заставило остановиться. Что-то незначительное. Скрип или шелест клеенки на ветру. Что бы это ни было, это происходило в сарае. Он медленно направился к двери. Дима очень жалел, что не прихватил ничего тяжелого с собой. Он подошел к сараю, попытался разглядеть что-либо в щель, но она была слишком мала и поэтому была просто черной полосой. Дима медленно потянул дверь на себя. Внутри все напряглось, сжалось в маленькую точку. Он чувствовал себя пятилетним пацаном в темной комнате перед долбаным чуланом, кишащим монстрами. Он знал, что, выскочи сейчас оттуда кто-нибудь, маленькая точка внутри взорвется и повредит мозг. Как пить дать, повредит. И будет он до конца жизни крутить дули голубям, как говорила бабушка. Хорошо, если так, а то ведь может и мочиться под себя при каждом шорохе.
За размышлениями о голубях, дулях и собственном сумасшествии он совсем забыл о монстрах. Дима стоял на пороге сарая и смотрел на открытую дверь в полу.
«Она все-таки есть», – подумал он.
Странные звуки доносились из черного прямоугольника. Дима подошел ближе. Лестница убегала вниз и пряталась в темноте. Что там еще пряталось, кроме лестницы, оставалось догадываться. Дима, конечно же, хотел проверить, кто там, но только днем и при свете хотя бы фонаря. Он на всякий случай осмотрел полки и стеллажи в поисках какого-нибудь осветительного прибора. Сейчас подошла бы даже керосиновая лампа. Хотя Сысоев не был уверен на все сто, что пойдет в логово монстров с этим доисторическим прибором.
