Дэвид побежал к дому. Он ворвался на кухню, где читал газету отец.
— Папа, там кто-то у меня в комнате! — воскликнул он.
— Что ты имеешь в виду? — удивленно посмотрел на него отец.
— Там человек! — настаивал Дэвид. — Я гулял в лесу и посмотрел на мое окно, а он там. У него очень длинное лицо и шляпа. Потом он услышал, как закричал малыш, замер и прислушался. Он увидел, что я смотрю на него, и спрятался. Пожалуйста, папа, ты должен мне поверить!
Отец наморщил лоб и отложил газету.
— Дэвид, если ты дурачишься…
— Да нет же, честно!
Вслед за отцом он поднялся по лестнице, все еще сжимая в руке палку. Дверь в его комнату была закрыта, и отец чуть помедлил, прежде чем ее отворить. Затем он повернул ручку. Дверь открылась.
Пару секунд ничего не происходило.
— Видишь, — сказал отец Дэвида. — Там ничего…
Что-то ударило отца по лицу, и он громко вскрикнул. Что-то в панике затрепетало и забилось, будто кто-то ударялся о стены и об окно. Как только прошло первое потрясение, Дэвид заглянул в комнату и увидел незваного гостя: это была сорока, черно-белым пятном метавшаяся по комнате в поисках выхода.
— Стой снаружи и закрой дверь, — распорядился отец. — Это злобные птицы.
Дэвид сделал, как ему было сказано, хотя все еще дрожал от страха. Он слышал, как отец открыл окно и прикрикнул на сороку, подгоняя ее к нему, пока птица не затихла, и слегка вспотевший отец не открыл дверь.
— Что ж, она напугала нас обоих, — проговорил он.
Дэвид заглянул в комнату. На полу осталось несколько перьев, но и только. Никаких следов птицы или привидевшегося ему человечка. Дэвид подошел к окну. Сорока уселась на осыпающуюся стену углубленного сада. Казалось, она смотрит на них.
— Это просто сорока, — сказал отец. — Ее ты и видел.
Дэвид хотел поспорить, но понимал: отец назовет его дурачком, если он будет настаивать, что здесь был кто-то еще, гораздо больше и отвратительней сороки. Сороки не носят скрюченных шляп и не тянутся к плачущим младенцам. Дэвид видел и эти глаза, и сгорбленное тело, и длинные растопыренные пальцы.
Он снова посмотрел на углубленный сад. Сорока исчезла.
Отец выразительно вздохнул:
— Ты все еще не веришь, что это была сорока?
Он встал на колени и заглянул под кровать. Открыл гардероб и дверь в ванную. Даже проверил за книжными полками, хотя туда едва пролезала рука Дэвида.
— Видишь? — спросил отец. — Это была обыкновенная птица.
Но сам он видел, что ему не удалось убедить Дэвида, так что они вместе обыскали все комнаты на третьем этаже, а потом и остальные этажи, пока не выяснили окончательно, что в доме нет никого, кроме Дэвида, его отца, Розы и младенца. Тогда отец оставил Дэвида и снова уткнулся в газету. Вернувшись в свою комнату, Дэвид поднял книгу, валявшуюся на полу у окна. Это был один из сборников сказок Джонатана Талви, и он был открыт на сказке о Красной Шапочке. Здесь же была картинка с волком, нависшим над маленькой девочкой: с его когтей капала бабушкина кровь, а зубы оскалились, чтобы проглотить внучку. Кто-то — по-видимому, Джонатан — исчиркал фигуру волка черным карандашом, словно пытался защититься он него. Дэвид закрыл книгу и поставил на полку. Тут он заметил, какая тишина стоит в комнате. Не было слышно никакого шепота. Все книги затихли.
Допустим, сорока вытащила эту книгу, размышлял Дэвид. Но сорока не могла влететь в комнату через закрытое окно. Здесь был кто-то еще, несомненно. В старых сказках люди всегда превращаются или их превращают в животных и птиц. Разве не мог Скрюченный Человек обернуться сорокой, чтобы его не нашли?
Когда вечером Дэвид лежал в постели, на границе между явью и сном, из темноты углубленного сада донесся мамин голос, зовущий его по имени и умоляющий не забывать ее.
И Дэвид понял, что стремительно приближается время, когда ему придется войти туда и наконец взглянуть в лицо тому, что там таится.
VI
О ВОЙНЕ И ПУТИ МЕЖДУ МИРАМИ
На следующий день между Дэвидом и Розой произошла самая тяжелая стычка.
Она долго назревала. Роза кормила грудью Джорджи, и ей приходилось вставать среди ночи, чтобы позаботиться о малыше. Но даже после того, как его накормили, Джорджи продолжал метаться и кричать, и тут отец Дэвида мало чем мог помочь, даже когда был рядом. Это постоянно приводило к спорам с Розой. Все начиналось с мелочей — посуда, которую отец забывал убрать, или грязь, которую он принес в кухню на подошвах ботинок, — и быстро перерастало в крик, а заканчивалось слезами Розы и плачем вторящего матери Джорджи.
Дэвид считал, что отец выглядит старше и более усталым, чем прежде. Дэвид о нем беспокоился. Они больше не были так близки, как раньше. В то утро, утро большой стычки, Дэвид стоял в дверях ванной и смотрел, как отец бреется.
— Ты очень много работаешь, — сказал Дэвид.
— Наверное.
— Ты все время устаешь.
— Я устаю оттого, что вы с Розой не ладите.
— Прости, — сказал Дэвид.
— Гмм, — сказал отец.
Он закончил бриться, смыл пену с лица водой из раковины и вытерся розовым полотенцем.
— Я почти не вижу тебя, — сказал Дэвид. — Мне тебя не хватает.
Отец улыбнулся ему и нежно потрепал за ухо.
— Я понимаю, — сказал он. — Но мы все должны сейчас идти на жертвы, и множество мужчин и женщин жертвуют куда большим, чем ты и я. Они каждый день рискуют жизнью, и я обязан делать все возможное, чтобы помочь им. У меня очень важное дело — я помогаю выяснять, что замышляют немцы, что они знают о наших войсках. Это моя работа. Не забывай, как нам повезло, что мы здесь. В Лондоне куда тяжелее.
Накануне немцы сильно бомбили Лондон. Отец Дэвида сказал, что над островом Шеппи сражались около тысячи самолетов. Дэвид гадал, как теперь выглядит Лондон. Неужели там теперь сгоревшие дома и груды обломков вместо улицы? Остались ли голуби на Трафальгарской площади? Он решил, что остались. Голуби недостаточно сообразительны, чтобы перебраться куда-нибудь. Возможно, отец прав, и им действительно повезло, что они оттуда уехали, но все-таки жизнь в Лондоне представлялась Дэвиду увлекательной. Временами пугающей, но увлекательной.
— Когда-нибудь это кончится, и мы все сможем вернуться к нормальной жизни, — сказал отец.
— Когда? — спросил Дэвид.
Отец выглядел озадаченным.
— Я не знаю. Не очень скоро.
— Несколько месяцев?
— Дольше, я полагаю.
— Папа, мы победим?
— Мы держимся, Дэвид. Пока это лучшее, что мы можем сделать.
Дэвид ушел одеваться. Все вместе позавтракали, прежде чем отец ушел на работу, но с Розой они почти не разговаривали. Дэвид знал, что они опять поругались, так что после ухода отца решил держаться от Розы еще дальше, чем обычно. Он отправился к себе в комнату играть в солдатики, а потом лег почитать в тени за домом.
