Бен быстро поднял кол. Но где молоток? Где этот чертов молоток?
У двери в подпол. Он сбивал там замок. Бен бросился на другой конец подвала и взял лежавший там молоток.
Марк, чей рот превратился в кровавую рану, приподнялся на локтях, утерся ладонью и тупо взглянул на кровь.
— Мама! — крикнул он. — Где моя мама?
6:55.
Свет и тьма пришли в идеальное равновесие. Подвал погружался во мрак. Бен побежал обратно, одной рукой стискивая кол, другой — молоток.
Раздался гулкий торжествующий хохот. Барлоу сидел в гробу, красные глаза полыхали адским торжеством. Они впились в глаза Бена, и тот почувствовал, что воля покидает его. Издав безумный судорожный вопль, он занес кол над головой и опустил, описав свистящую дугу. Заточенное острие пробило рубашку Барлоу, и Бен почувствовал, как кол входит в плоть.
Барлоу пронзительно закричал — этот жуткий крик боли был похож на волчий вой. Сила, с какой кол поразил цель, отбросила вампира в гроб, опрокинув на спину. Над краями гроба поднялись бешено машущие руки со скрюченными пальцами.
Бен ударил молотком, и Барлоу опять закричал. В левую руку Бена, мертвой хваткой державшую кол, вцепились леденящие могильным холодом пальцы. Извернувшись, Бен оказался в гробу, притиснув коленями колени Барлоу. Он уставился вниз, в изможденное ненавистью и болью лицо.
— ПУСТИ! — крикнул Барлоу.
— Вот тебе, гадина, — всхлипнул Бен. — Вот тебе, кровопийца, вот тебе.
Он опять ударил молотком. Вверх, на миг ослепив его, ударила струя холодной крови. Голова Барлоу моталась по шелковой подушке из стороны в сторону.
— Пусти, ты не смеешь, не смеешь, не смеешь этого делать…
Бен снова и снова ударял молотком. Из ноздрей Барлоу брызнула кровь. Вампир забился в гробу, как пронзенная острогой рыба. Скрюченные пальцы вцепились Бену в щеки, оставив на коже длинные царапины:
— ПУСТИ МЕНЯААААААААААА…
Бен еще раз ударил молотком по колу. Кровь, толчками выплескивавшаяся из груди Барлоу, стала черной. И началось растворение.
Происходило оно на протяжении двух секунд, слишком быстро, чтобы хоть раз в течение последующих лет поверить в него при свете дня, и все же достаточно медленно, чтобы вновь и вновь возвращаться в кошмарах с жуткой неспешностью замедленной съемки.
Кожа пожелтела, загрубела, покоробилась, как старая полотняная простыня. Глаза выцвели, заволоклись белой пленкой и провалились. Поседевшие волосы отпали, как кучка перьев. Тело под темным костюмом затряслось, осело, губы разлезлись, открывая в судорожном зевке провал рта, нос сполз книзу и, наконец, все это исчезло в кольце выступивших зубов. Ногти почернели, слезли, и остались только кости, еще украшенные кольцами, которые позвякивали и щелкали, как кастаньеты. Сквозь лен рубашки летела пыль. Лысая сморщенная голова превратилась в череп. Штанины, которым не на чем стало держаться, опали, словно в черный шелк обернули пару метел. На долю секунды под Беном оказалось извивающееся, страшным образом ожившее пугало, и молодой человек со сдавленным криком ужаса ринулся прочь из гроба. Но оторваться от последнего превращения Барлоу было невозможно, оно завораживало. По шелковой подушке из стороны в сторону мотался голый череп, разевая голые челюсти в беззвучном крике, которому нечем было придать силу — голосовых связок у Барлоу уже не осталось. Пальцы скелета плясали и прищелкивали в темноте, как марионетки.
В нос, сразу же исчезая, ударяли плотные облачка запахов: газы, ужасный густой смрад тухлятины, запах библиотечной плесени, едкая пыль… Все. Извивающиеся, протестующие костлявые пальцы разъединились на фаланги, и те осыпались, как карандаши. Носовая полость расширилась и слилась с провалом рта. Пустые глазницы росли, бесплотно выражая ужас и удивление, а потом встретились и перестали существовать. Череп обвалился внутрь, как древняя ваза эпохи Минг. Одежда легла плоско и равнодушно, словно грязное белье.
Но это существо еще по-осьминожьи цепко держалось за жизнь — в гробу колыхались и кружились крохотные смерчи праха. А потом Бен неожиданно ощутил пронесшееся мимо дуновение, похожее на сильный порыв ветра, которое заставило его содрогнуться. В тот же миг все окна в пансионе Евы Миллер вылетели.
— Осторожно, Бен! — пронзительно крикнул Марк. — Осторожно!
Молодой человек резко обернулся и увидел, что они выходят из подпола — Ева, Проныра, Мэб, Гровер и остальные. Их час настал.
Крики Марка набатом отдавались у Бена в ушах. Он сгреб мальчика за плечи и проорал в замученное лицо:
— Святая вода! Они не могут нас тронуть! Крики Марка превратились в подвывание.
— Лезь по доске наверх, — велел Бен. — Давай. — Чтобы заставить паренька взобраться на доску, пришлось развернуть его к ней лицом и наградить шлепком по пятой точке. Убедившись, что мальчик взбирается наверх, Бен обернулся и посмотрел на них. На Нежить.
— Ты убил Хозяина, — сказала Ева и Бен готов был подумать, что в ее голосе прозвучала скорбь. — Как ты мог убить Хозяина?
— Я вернусь, — пообещал он. — За всеми вами.
Он пригнулся и, подтягиваясь на руках, полез по доске. Она застонала под тяжестью его тела, но выдержала. Добравшись до двери, Бен бросил вниз один-единственный взгляд. Теперь они столпились у гроба, молча заглядывая внутрь. Они напомнили ему людей, окруживших тело Миранды после столкновения с фургоном.
Оглядевшись в поисках Марка, Бен увидел, что тот ничком лежит у двери, ведущей на крыльцо.
50
Бен сказал себе: мальчик просто в обмороке, вот и все. Что вполне могло соответствовать истине. Пульс у парнишки бился сильно и мерно. Подхватив Марка на руки, Бен понес его в ситроен.
Он сел за руль, завел машину, выехал на Рэйлроуд-стрит, и тут его как обухом по голове ударило — начиналась запоздалая реакция. Ему пришлось подавить крик.
Зомби вышли на улицы.
Бена бросало то в жар, то в холод. В голове звучал дикий рев. Он свернул влево, на Джойнтер-авеню, и поехал прочь из Салимова Удела.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. БЕН И МАРК
1
Один раз Марк очнулся, позволив ровному гудению ситроена вернуть себя к действительности бездумным и беспамятным.
Наконец мальчик поглядел в окно, и очутился в грубых лапах страха. Было темно. Деревья по обочинам казались смутными пятнами, а встречные машины ехали со включенными фарами и габаритными огнями. У него вырвался невнятный сдавленный стон, и он схватился за крест, все еще свисавший с шеи.
— Расслабься, — сказал Бен, — мы за городом. До него двадцать миль.
