— Потому что применялись печатные сажени… — завел Хипоня всю тут же древнюю бодягу, — а казенная сажень составляет…
— Минуточку… — Михалыч поднял руку, на этот раз как-то очень властно, и Хипоня оскорбленно замолчал. — Ирочка, тут речь идет о каких саженях? Разве о печатных или о казенных? Вроде бы совсем другие были там?
— Да… Михал Андреич, там кубические сажени были.
— Ага… Так почему же вы не мерили в кубических?! Что у вас тут понакопано?!
— А потому, что он толком не знает, что такое кубическая сажень… — махнула рукой Ревмира с тяжелым вздохом, и вместе с рукой что-то упало в сердце Хипони, потому что Хипоня вдруг понял — этот взмах отвергает не только его трактовку саженей, но и его самого.
— Ага… А вы-то знаете, что такое кубическая сажень?
— Это… Для измерения объема, да?
— Гм… Да вообще-то баловались такой саженью сибирские купцы, баловались. И вовсе не для объемов, а как раз для расстояний… У вас отец был из сибирских купцов, я правильно понял?
— Ну да…
— Вот видите. Сынок, посчитай, я что-то не могу сообразить.
— Что считать, папа?
— Стандартная сажень позднего времени будет двести тринадцать и тридцать шесть сотых сантиметра, если не округлять. Так? Значит, если квадрат будет со стороной два метра, и тринадцать сантиметров, тридцать шесть сотых — какой длины будет линия, пересекающая такой квадрат от одного угла — в противоположный?
— Минутку… — Павел вытащил калькулятор, пробежал по кнопкам руками. — Это будет триста один сантиметр и семьдесят четыре сотых сантиметра, папа!
— Отлично-с. Значит, если нам надо что-то измерить так, чтобы не всякий догадался, что к чему, мы и говорим: столько-то квадратных саженей. И мерим в саженях, каждая из которых — три метра и два сантиметра! А если большое расстояние, то всегда можно принять во внимание эти самые семьдесят четыре сотых. Это ясно?
Все это говорил какой-то другой Михалыч, еще не очень знакомый присутствующим. Говорил четко, с прекрасной артикуляцией, очень конкретно и внятно.
— Тут вроде кубическая… — тихо напомнила Ревмира, бросая то на Михалыча, то на Хипоню мученические взгляды.
Ирина же не дыша уставилась на Михалыча и даже ничего не говорила.
— Сейчас дойдем, — Михалыч сделал неуловимый останавливающий жест, и задал Павлу следующий вопрос:
— Сынок, давай мысленно построим уже не квадрат, а куб, каждая из сторон которого равна двум метрам, тринадцати сантиметрам и тридцати сотым сантиметра. И найдем, какой длины будет линия, пересекающая его по диагонали, самая длинная из линий, соединяющих противоположные углы такого куба.
— Сейчас…
Павел защелкал калькулятором и выдал:
— Получается три метра шестьдесят девять сантиметров и пятьдесят пять сотых сантиметра. Кубическая сажень, папа, я давно ведь ее рассчитал.
— На всякий случай?
— Ну, если все-таки найдем клад… — слегка покраснел Павел.
— Да-да, если он все же существует. — Папа же был чем-то вполне откровенно доволен, но не стал объяснять, чем же именно. — Итак, кубическая сажень…
— Десять саженей, — требовала внимания Ревмира.
— Да, действительно, десять саженей. Видимо, надо считать тридцать семь метров, вряд ли тут большая точность.
— Ага…
Латов поднял бровь, и несколько его людей тут же кинулись что-то мерить, тащить и сворачивать, отмерили 37 метров на северо-запад. Латов больше не интересовался этой бодягой, стал расспрашивать Маралова, как надо охотиться, и на какого зверя именно. Хипоня и Стекляшкин встали тут же и слушали. Хипоня пытался влезть в разговор, но его не приняли в компанию. Стекляшкин не пытался, но в компанию его все сразу приняли. Михалыч удул куда-то по террасе, заглядывал во все шурфы, что-то вынимал из них, разминал в пальцах, внимательно разглядывал, даже нюхал.
Ира с Павлом сидели отдельно, гэбульники отдельно, Ревмира отдельно. Ревмире было очень одиноко.
— Валерий Константинович, готово! — подлетели ребята из казаков-пещерников.
И раздался возмущенный вопль Ревмиры:
— Это же наша яма под мусор!
Действительно, именно в этом месте и совершенно случайно, выкопал небольшой шурфик Сашка Сперанский — для закапывания железных банок, остатков еды, оставшиеся после перекуса, всякой выброшенной пакости.
Михалыч, Маралов и Латов буквально затряслись от хохота. Стекляшкин смущенно улыбался. Ревмира так сцепила зубы, что явственно был слышен хруст. Хипоня не посмел взять ее за руку.
— Разрешите?!
— Давайте, парни.
Сменяясь, казаки лихо навалились на лопаты. Летел мусор, оставленный за неделю бестолковой экспедиции, вызывал нехорошие улыбки. Полуметром глубже помойки лопаты вдруг врезались в кость, выбросили крошево, обломки. Копавший казак остановился, взглядом спросил Латова: продолжить?
— Минуточку…
Михалыч спрыгнул в яму, потянул к себе лопату. Латов пожал плечами, казак лопату отпустил. И Михалыч сначала пошел по периметру этой ямы, снимая все, что мешало увидеть ее такой, какую выкопали много лет назад.
— Сначала выкинем всю мешаную землю… — объяснил он, и Латов с Мараловым кивнули, хотя и поняли не все.
— Мужики, тут же сразу видно — вот, земля разноцветная, перемешанная. Так и называется — перекоп. А вот видите? Тут земля идет ровными слоями, один слой под другим. Вот она, граница, видите? Это и есть граница ямы, которую выкопали когда-то. Уберем лишнюю землю, и посмотрим, кто тут лежит…
— Уверены, что человек? — Стекляшкину было очень неловко, словно не его тесть и не в давние, седые времена, а он сам стоял за этими смертями.
— Вы же видите, кости длинные, у животных таких быть не может.
— Но у быка же, у лошади есть кости такие же длинные…
— У них, если такие же по длине, то куда толще. У человека кости рук и ног длинные, и притом тонкие, аккуратные, совсем не как у других животных.
Михалыч снова навалился на лопату. Теперь он снимал землю тонкими горизонтальными слоями, все приближаясь к костям. Да, это были, несомненно, люди. Один скелет лежал ничком, разбросав руки и ноги. Аккуратная дырочка в затылке. Второй застыл в скомканной позе, поперек первого, со скрюченными под грудью руками.
— Ранили, он сел, его добили. Я не прав, Валера? — Михалыч пытался восстановить давние события.
— Может, и прав. А может, посадили и так убили. А может, он уже раненый спрыгнул. Вон сколько вариантов, брат, не торопись…
— Приятно иметь дело со специалистом, — иронично заметил Михалыч, выпрыгивая на поверхность, и Латов недовольно сморщил нос.
— Я не по убийствам специалист…
Возможно, он хотел добавить, что эти специалисты стоят рядом, но не сказал… По крайней мере, у всех сложилось впечатление, что сказать это он собирался.
