Джил, Калеб и Натэниел уже были в дверях. Хлынул дневной свет, я на секунду ослепла, потому что солнечные очки остались заткнуты за ворот рубашки. Я уронила «файрстар», выбросила из «браунинга» пустую обойму и вставила новую раньше, чем мы оказались на тротуаре. Щелчка вставшей на место обоймы я не слышала, но видела, как Бобби Ли повторил мое движение, и знала, что его пистолет уже заряжен.
— Натэниел! Запускай джип! — заорала я. Он знал, где запасные ключи.
Я вспомнила слова Нарцисса, что гиенолаков у него более пятисот. И надо было смыться раньше, чем они решат принести еще стволы или просто задавить нас численностью. Мы могли задержать их продвижение, отстреливаясь, но обладатель этого голоса наполнял их ужасом. Я могла их только убить, но не терроризировать. Хлынут ли они волной из дверей — зависело от того, чего они больше боятся: смерти или ужаса.
Я глянула назад и увидела, что Натэниел уже в джипе с Калебом и Джилом. Взревел двигатель. Мы с Бобби Ли бросились к джипу, и гиены вырвались на солнце, много их было, не сосчитать и не прицелиться. Я выпалила по куче тел и крикнула:
— Бежим!
Мы бежали к джипу, а потому не могли так уж точно целиться, но гиены валили такой плотной стеной, что мы все равно попадали. Они падали, слышались вопли, хохочущий смех, от которого волосы у меня на шее вставали дыбом, и раненые вставали в виде гиенолюдей, мускулистых, со светлым мехом, пятнистых, с зубастыми пастями и когтями как ножи. Чем больше мы их валили, тем больше давали им оружия против нас.
— Влезайте! — крикнул Натэниел.
Я обернулась и увидела открытыми переднюю и среднюю двери. Я прыгнула на заднее сиденье, Бобби Ли на переднее. Дверцы были захлопнуты и заперты, Натэниел отъезжал от тротуара, когда они на нас навалились. Окружили машину роем, залепили собой окна. Натэниел вдавил газ в пол, и джип рванулся вперед. Чья-то рука пробила стекло рядом со мной, повсюду слышался звук лопающихся стекол. Нас пытались задержать и вломиться внутрь. Я выстрелила сквозь дыру, и рука убралась вместе с упавшим телом. Бобби Ли стрелял в гиеночеловека, пытавшегося выбить ветровое стекло.
Но еще в трех как минимум местах стекла были разбиты, и в пробоины лезли гиены. Я выстрелила в стекло напротив, и тот, кто туда лез, свалился лишь от четвертой пули. Патронов уже почти не осталось, но я потеряла счет. Последние две гиены наполовину пролезли в окна, один из них свалился внутрь сзади. Он бросился на меня, и я всадила в него еще две пули почти в упор. Щелкнула пустая обойма. Нападавший упал, очевидно, мертвый, у моих ног, потому что я перелезла в задний отсек джипа — наверное, встретить нападение. Не помню, как я это проделала.
Последний был наполовину в человеческой форме, ему было нелегко продраться сквозь окно. Наверное, он повредил себе о стекло что-то болезненное. Я вытащила клинок из наспинных ножен. Правое колено у меня было внизу, упиралось в пол, левое поднято с опорой на носок. Стойка мечника для ситуации, когда невозможно встать. Я ударила с неуловимой глазу быстротой, с такой силой, подобной которой у меня никогда еще не было. Он успел поднять глаза в последнюю секунду, когда лезвие вошло ему в лицо сбоку и развалило голову пополам. Кровь брызнула мне на руки, на плечи, в лицо. Тело рухнуло вперед, нижней частью зацепившись за осколки окна. Головы, начиная от верхней челюсти, не было, она вылилась на коврик, впиталась в штанину моих джинсов. Не успела я только подумать «мать твою», как послышались звуки с крыши.
— Настырные, гады, — сказал Бобби Ли.
Я не ответила, только присела у колеса напротив тел. Эдуард, наемный убийца нежити и единственный из моих знакомых обладатель большего счета монстров, чем я, уговорил меня дать его другу переделать мой джип. В колесе был потайной отсек, а внутри — запасной усиленный «браунинг», две запасных обоймы и мини-"узи" с обоймой-грибком. Обойма еле влезала в отсек, но, поскольку она почти утраивала емкость по патронам, дело того стоило.
Когти пробили крышу джипа и стали ее прорезать как консервную банку. Я повалилась на спину и дала очередь по крыше. Звериный вой, одно тело свалилось мимо окон, но остальные держались за крышу, и полузвериная рука просунулась сквозь металл. Я встала на колени и дала очередь по руке. Сзади джипа свалился гиеночеловек и покатился, подпрыгивая, а рука так и осталась в дыре, зажатая металлом.
Когда звон в ушах чуть стих, я услышала, как Калеб повторяет «мать-мать-мать-мать...» и не может остановиться. Джил скорчился возле него на полу и вопил высоким жалобным воем, зажав уши и закрыв глаза. Я наклонилась на сиденье, но перелезть не пыталась. Спина у меня была вся в кровавой каше от лежания на полу.
— Джил, Джил! — крикнула я.
Он продолжал вопить. Я постучала его по голове стволом автомата. Тогда он открыл глаза. Я уставила ствол вверх, а он смотрел на меня.
— Прекрати орать.
Он кивнул, медленно опуская руки. И продолжал кивать, кивать, кивать. Калеб перестал материться себе под нос и так усиленно дышал, что я подумала, как бы у него обморока не случилось, но сейчас меня волновали другие проблемы.
— Что у тебя за рожок к этому автомату, девонька? — спросил Бобби Ли.
— Называется «грибок». Утраивает число патронов.
Он покачал головой.
— Слушай, девонька, где это ты живешь, где нужна такая огневая мощь?
— Приезжай погостить, — ответила я и поглядела на Джила. — Следующий раз, когда я велю тебе остаться дома, оставайся.
— Да, мэм, — шепнул он.
— Притормози, пацан, — сказал Бобби Ли Натэниелу. — А то еще копы нас тормознут, а у нас полна машина трупов.
— Да, вид машины может их навести на подозрения, — сказала я.
Свисавшая с потолка рука снова приняла форму человеческой. Она бескостно мотнулась, когда Натэниел повернул. Я отвернулась от нее и увидела — снова превратившегося в человека — того, кому снесла полголовы. Мозги вытекали каплями. Мне вдруг стало жарко, закружилась голова. Не знаю, куда я девала клинок — наверное, бросила, но не помню, как это было. Я забилась в угол, уставив ствол в потолок, тело мое с трех сторон было зажато металлом и сиденьем. Я закрыла глаза и могла не видеть, что натворила, но запах никуда не делся: свежая кровь, порубленное мясо и вонь деревенского сортира из выпущенных кишок. Я начала задыхаться, и тут джип съехал с дороги. Это заставило меня поднять глаза, дало что-то, на чем можно было сосредоточиться.
Натэниел останавливался на проселочной дороге, затерянной в глуши. Деревья, заливной луг, зеленая трава, а дальше — блеск реки. Мирное местечко. Натэниел отъехал, чтобы нас не видно было с дороги, и остановился.
— В чем дело? — спросила я.
Ответил Бобби Ли:
— Я подумал, что, если въехать на оживленное шоссе и ноги будут торчать, кто-нибудь копам стукнет.
Я кивнула — разумная мысль.
— Мне самой бы надо было об этом подумать.
— Ты сегодня свою норму работы выполнила. Теперь давай буду думать я, пока у тебя в голове не прояснится.
— У меня голова ясная.
Он вылез из машины и сказал мне сквозь разбитое стекло, двигаясь к торчащим ногам:
— Угрызения совести и у меня бывают, девонька, так что я их по виду узнаю.
— Я тебе не «девонька».
Он осклабился:
— Есть, мэм!
Потом он схватился за торчащие ноги и выпихнул тело в разбитое окно. Оно свалилось с сочным звуком поверх первого. Нижнее тело издало звук. Может быть, это выходили газы — такое бывает, но звук повторился.
Я уже стояла на коленях, наставив дуло на тела.
— В бак не попади, — сказал Бобби Ли, — а то взорвемся на фиг. — У него тоже был в руке пистолет.
Я изменила направление ствола, чтобы стрелять в темноволосую голову внизу кучи. Составляют ли два тела кучу? И важно ли это?
Что-то зацепило меня по волосам, и я дернула ствол вверх — оказалось, что это я зацепила пальцы свисающей с потолка руки. Она постепенно сползала вниз.
Я прижала ствол автомата к темноволосой голове:
