Дом вечности (сборник рассказов) - Игорь Анатольевич Безрук

Рэм уже встречал подобные рисунки, однако что-то смутило его в изображенном. Чего-то здесь явно не хватало. Какой-то детали. Причем, очень серьезной.

Рэм еще раз внимательно осмотрел изображение. Как же: не хватало важнейшего! Обычно за плакальщицами пара быков тянула салазки с гробом покойника. На этом рельефе гроб отсутствовал, зато у ног Анубиса была начертана какая-то надпись, а под ней пустой овальный картуш, в который обычно вписывали имя ушедшего.

Рэм прикоснулся к незаполненному пространству — следов стирания надписи заметно не было.

Забыли вписать? Или нарочно не вписали?

Хотя зачем она здесь, если в склепе нет даже обычного саркофага, куда могли бы поместить тело умершего?

Рэм окинул взором помещение. Кроме надписи под Анубисом никаких больше иероглифов не было. Это тоже было несколько странно, учитывая, что древние египтяне почти каждый метр испещряли бесчисленным количеством знаков. Оставалось только догадываться, для каких целей предназначался этот склеп.

Рэм сосредоточился на самой записи и вскоре без особых усилий прочел её.

Дословно она гласила:

«Имя в Вечности, как Вечность в имени.

Дай мне имя своё, Я дарую тебе Вечность!»

Рэм оторвался от надписи. Необходимо было переварить всё, осмыслить.

Что значит «дай мне имя своё»? И что значит «Я дарую тебе Вечность»?

Если это аллегорическое высказывание, то кто должен вписать сюда имя? И чьё?

И что значит «попасть в Вечность»?

Рэм затруднился ответить хоть на один из вопросов и снова обратился к шествию. Залитые слезами лица родных и близких, печальные плакальщиц, удрученные жрецов…

И вдруг Рэму стало не по себе: на левой стороне замыкал шествие человек явно неегиптянин, да и одежда его скорее была античной, позднегреческой. К тому же на ногах человека Рэм заметил сандалии, а ведь сандалии имели право носить в Древнем Египте только фараон и его самое близкое окружение!

А позади шествия на правой стороне человек и вовсе был арабом, с тюрбаном на голове и в теплом стеганом длиннополом халате — за три тысячелетия до нашей эры?!

Рэм поверить не мог. Может, кто-то из его современников решил пошутить? Проник в склеп и нарисовал две необычные фигуры, чтобы ввести всех в заблуждение?

Поначалу они совсем не бросаются в глаза — та же египетская обычная поза изображения: торс в фас, лицо в профиль, одна нога делает шаг вперед, взор устремлен вдаль, на Анубиса…

И раскраска незнакомцев ничем не выделяется из общего фона — такая же сдержанная, непестрая, с преобладанием желтых и коричневых тонов.

Открытие становилось для Рэма загадочным. Расскажи кому, никто не поверит. Надо бы еще раз всё тщательно осмотреть, проверить, перерисовать шествие, списать надпись. Для кого она сделана?

«А что если в картуш вписать своё имя? — шутливо подумал Рэм. — Вдруг и правда: начертаю иероглифы — и в Вечность? Вот потеха! Через тысячу лет какой-то археолог наткнется на склеп, увидит рельеф, а в картуше — его имя, имя Рэма! На века!»

Соблазнительная мысль не давала Рэму покоя. Какая-то скрытая пружина вдруг начала разворачиваться внутри него. Волнение, с каким он наносил на пустое место в картуше иероглифы своего имени, было сродни, наверное, тому, которое испытал сам Шампольйон, когда впервые прочитал имена Рамзеса и Тутмоса. И тут нужно было не ошибиться, написать имя правильно, ведь помнит еще Рэм, как ошибся Юнг при прочтении имени Птолемея, решив, что по-египетски Птолемей пишется как Птолемайос, хотя на самом деле оно писалось как Птолмис…

Но вот и закончен последний знак. Рэм в восторге отошел от стены, поднял голову к могущественному Анубису и произнес:

— Я начертал свое имя, бог. Ты обещал мне Вечность!

И только он сказал так, как тут же символы в картуше озарились ярким сиянием; таким ярким, что на мгновение ослепило Рэма. Он машинально закрылся локтем от блеска, из-под руки стараясь смотреть на это чудо. Но резкое свечение было недолгим. Постепенно оно стало затухать, а картуш с именем Рэма и изображение Анубиса разверзаться, открывая взору бескрайнюю, опаленную зноем пустыню и ярко-ярко голубое небо над ней.

На горизонте показалась небольшая черная полоска, медленно, плавно и вместе с тем быстро приближающаяся.

Рэму показалось, что он потерял ощущение времени и пространства, ведь он видел, что черная полоска движется очень медленно, но не прошло и нескольких минут, как она превратилась в скопление людей, а потом и в процессию, очень знакомую Рэму.

«Господи! Да ведь это та же погребальная процессия, что была изображена на рельефе!»- чуть не вскрикнул он и тут же повернул голову вбок, чтобы снова взглянуть на рисунки на стене, но там ничего не оказалось. Сплошной, отполированный известняк. Рэм поверить не мог!

Меж тем процессия приближалась, Уже отчетливо стали слышны звуки заунывных песен и горький женский плач. Рэм увидел головного человека, несущего черную деревянную фигуру шакала, а за ним вереницу носильщиков с сундуками за плечами на жердях. Вскоре всё шествие приблизилось к нему. Человек, несущий идола, отошел в сторону, и вся процессия разошлась, открывая в центре высокую, величественную фигуру не то человека, не то зверя.

Рэм напрягся, чтобы увидеть исполина, и когда увидел, удивлению его не было предела.

Это был сам Анубис, бог Царства мертвых, «владыка Ра-сетау»! Он остановился шагах в пятидесяти от Рэма, но и на таком расстоянии было поразительно, до чего он огромный. Анубис был, наверное, раза в полтора — два выше всех шествующих. Настоящий гигант, бог, реальное существо!

Рэм онемел. Анубис посмотрел на него, и его острый колючий взгляд будто сковал археолога.

— Ты хотел Вечности, человек? — сразу же послышалось Рэму, хотя никто и не говорил. — Ты хочешь Вечности, человек? — раздалось так же отчетливо, как и в первый раз.

— Хочу, — ответил как зачарованный Рэм.

И тогда Анубис сказал:

— Не каждый готов к Вечности, человек. В Вечности нет ни жалости, ни обиды, ни