— Черепаха не могла нам помочь, — внезапно сказал он. Она услышала. Он сказал это совершенно ясно и четко. Внутренний взгляд, взгляд загадочного удивления все еще отражался на его лице, и это начинало пугать ее.
— Стэнли? О чем ты говоришь? Стэнли?
Он спустился с небес на землю. Работая над заявлениями, она ела персики. Его рука задела тарелку с персиками. Тарелка упала на пол и разбилась. Его глаза, казалось, прояснились.
— О черт, извини меня.
— Ничего. Стэнли, о чем ты говорил?
— Я забыл, — сказал он. — Но я думаю, детка, мы должны хорошенько подумать о Джорджии.
— Но…
— Положись на меня, — сказал он ей, что она и сделала.
Собеседование прошло замечательно. Садясь на поезд в Нью-Йорк, она уже знала, что ее приняли на работу. Глава департамента и Пэтти сразу понравились друг другу, и Пэтти считала, что сделала все, что могла. Подтверждающее письмо пришло через неделю. Управление школ в Трейноре могло предложить ей жалование в 9200 долларов и испытательный контракт.
— Ты умрешь с голоду на такое жалование, — сказал Герберт Блюм, когда его дочь рассказала, что хочет там работать. — И тебе будет ХОТЕТЬСЯ, когда ты будешь умирать.
— Тише, успокойся, Скарлетт, — ответил ей фразой из «Унесенных ветром» Стэнли, когда она передала ему свой разговор с отцом. Она была в ярости, только что не плакала, но теперь улыбалась, и Стэнли сжал ее в своих объятиях.
Хотеться — им хотелось, голодать — они не голодали. Они поженились 19 августа 1972 года. Пэтти вышла замуж девственницей. Лежа в постели, она сказала: «Не делай мне больно».
— Я никогда не причиню тебе боль, — пообещал он и сдержал свое обещание до 25 мая 1985 года, до той ночи, когда он принял ванну.
Ей работалось хорошо. Стэнли стал развозчиком хлеба за сотню долларов в неделю. В ноябре того же года, когда открылся центр по продаже квартир в Трейноре, он получил работу в одном из отделений этой фирмы за 150 долларов в неделю. Их общий доход составлял 17000 долларов в год, это казалось им фантастическим, — ведь в то время газ стоил двадцать пять центов за галлон, а буханку хлеба можно было купить даже за меньшую сумму. В марте 1973 года, как само собой разумеющееся, она перестала принимать пилюли от беременности.
В 1975 году Стэнли бросил офис и открыл свое дело. Все четверо родителей супругов сошлись на том, что это глупая затея. Не то, чтобы Стэнли не должен был вести свое дело, видит Бог, он способен на это. Но уж слишком рано принялся он за него, — так считали они — и слишком много денежных проблем ляжет на Пэтти. «Уж во всяком случае до тех пор, пока она не забеременеет от этого сопляка — сказал Герберт Блюм своему брату после выпивки на кухне, — а Тогда я должен буду помогать им». Было вынесено общее семейное решение: человек не имеет права и думать о своем бизнесе, пока не достигнет более солидного возраста, скажем, лет семидесяти восьми.
А Стэнли выглядел все таким же уверенным в себе. Он был умен, молод, удачлив. Работая на фирму по продаже квартир, он завел кое-какие полезные связи, и это ему пригодилось. Но ему и в голову, не приходило, что «Корридор Видео», пионер в быстро развивающемся бизнесе видеозаписи, намерен арендовать огромное пространство земли, примерно в десяти милях от того места, куда Урисы переехали в 1979 году и обосноваться там. Не мог он также знать, что эта компания начнет процветать спустя неполный год после переезда в Трейнор. Но если бы даже Стэн кое-что знал об этом, то уж никак не мог бы поверить, что компания даст работу молодому очкастому еврею — обычному американскому еврею с легкой усмешкой, с прыщеватым юношеским лицом и манерами хиппи — по выходным он ходил в потертых джинсах. Но они дали ему работу. Дали.
И, казалось, Стэнли изучил свое дело вдоль и поперек.
По контракту он должен был работать на «Корридор Видео» полный рабочий день с начальным жалованием в 30000 долларов в год. «И это только начало, — сказал Стэнли Пэтти той ночью. — Они будут расти, как зерно в августе, дорогая. И если не случится ничего экстраординарного в течение ближайших десяти лет, то они смогут конкурировать с такими фирмами, как «Кодак», «Сони» и «РКА».
— Ну, и что ты собираешься делать? — спросила она, заранее зная ответ.
— А я расскажу им, какое это удовольствие — иметь с ними дело, — сказал он, засмеявшись, и поцеловал ее. Чуть погодя, он поднял ее на руки, потом была любовь — раз, два, три — как яркие всполохи на ночном небе, — но ребенка не было.
Его работа с «Корридор Видео» свела его с наиболее могущественными и богатыми людьми Атланты, и оба они были удивлены, что эти люди в большинстве своем очень даже ничего. Терпимость счастливо сочеталась в них с добродушием, что было почти неизвестно на Севере. Пэтти вспомнила, что Стэнли как-то писал своим родителям: «Самые богатые люди Америки живут в Атланте, штат Джорджия.
Я собираюсь помочь некоторым из них приумножить свое состояние, а они — мое, и никто не стремится обладать мною, кроме моей жены. Патриции, я же обладаю ею, и это меня устраивает».
К тому времени, как они переехали из Трейнора, у Стэнли было свое дело и шесть человек в подчинении. В 1983 году их доход достиг сказочных размеров. И произошло это с той же легкостью, с какой в субботнее утро ноги попадают в мягкие домашние тапочки. Это иногда пугало ее. Однажды она даже пошутила, не сделка ли это с дьяволом. Стэнли смеялся до упаду, но ей было не до смеху.
ЧЕРЕПАХА НЕ МОГЛА НАМ ПОМОЧЬ.
Иногда, совершенно без всякой причины, она просыпалась с этой мыслью в голове, как с последним фрагментом только что забытого сна, и поворачивалась к Стэнли, испытывая необходимость дотронуться до него, убедиться, что он еще здесь.
У них была хорошая жизнь: без диких запоев, постороннего секса, скуки, даже мелких споров о том, что делать дальше. Было только одно темное пятно, одно облачко. Именно мать Пэтти первая напомнила о его существовании. Она по сути дела все предопределила.
Вылилось это в вопрос в одном из писем Руфи Блюм. Она писала Пэтти еженедельно, а то, письмо пришло ранней осенью 1979 года.
Его переслали с их старого адреса в Трейноре, и Пэтти прочла его в гостиной, заполненной бумажными стаканчиками для ликера, выглядевшими, заброшенными в их большой светлой гостиной.
В целом это было самое обычное письмо от Руфи Блюм, из дома, четыре до конца исписанные страницы, каждая под заголовком «Просто записка от Руфи». Ее каракули были настолько неразборчивы, что однажды Стэнли пожаловался, что не может понять ни единого слова, написанного тещей. «А зачем тебе это надо?» — просила Пэтти.
