Моррис Уэст - Адвокат дьявола

– Им не нужен человек, Нина, – вздохнул Мейер. – Им нужен нарисованный на стене святой, с головой в золотом кругу. Он нужен церкви, чтобы еще крепче привязать к себе людей: новый культ, новые чудеса, где уж тут помнить о собственных бедах. Он нужен людям, потому что тогда они смогут встать на колени и молить о ниспослании благ, вместо того, чтобы закатать рукава и трудом создать эти блага. Обычный церковный прием – подсластить пилюлю.

– Так почему ты хочешь, чтобы я помогла им?

– Потому что, если мы скажем правду, они свернут расследование. Им не останется ничего другого. Джакомо был незаурядным человеком, но не святее меня.

– И ты в это веришь?

– А ты – нет, Нина?

Ее ответ потряс Мейера больше, чем оплеуха:

– Я знаю, что он был святым. Я знаю, что он творил чудеса, потому что видела их.

У Мейера отвисла челюсть, затем он пришел в себя и заорал:

– Побойся Бога, женщина! Он спал в твоей постели. Наградил тебя ребенком, но не женился. А теперь ты заявляешь, что он – святой, творящий чудеса. Почему ты ничего не сказала священникам, что уже побывали здесь? Почему не присоединилась к нашим друзьям в Джимелло Маджоре, которые неустанно кричат об этом?

– Потому что ты этого не хотел, – спокойно ответила Нина Сандуцци. – Потому что он просил меня только об одном – никогда не рассказывать то, что мне о нем известно.

Доктор понял, что проиграл, но прибегнул к крайнему средству:

– А что ты собираешься ответить, Нина, если они укажут на твоего сына: «Это сын святого, и он живет с этим английским гомосексуалистом!»?

По спокойному лицу Нины не пробежало и тени тревоги.

– А что я отвечаю, когда они тычут на меня пальцами и шепчутся: «Вон идет шлюха святого»? Ничего, абсолютно ничего. А знаешь, почему, Альдо? Потому что, перед тем, как умереть, в обмен на мое обещание Джакомо дал мне свое. «Что бы не случится, дорогая, я буду заботиться о тебе и нашем сыне. Они могут убить меня, но не в силах помешать мне заботиться о тебе до конца твоих дней!» Тогда я поверила ему, верю и сейчас. Мальчик ведет себя глупо, но он еще не пропащий.

– Так скоро им станет, – рявкнул Мейер. – Иди домой и, ради Бога, оставь меня в покое.

Но и уход Нины не принес ему покоя. И Мейер знал, что его не будет, пока не приедут инквизиторы и не вызнают истины.

Ни лучика света не проникало в просторную, с высоким потолком спальню виллы, где за плотными портьерами спала графиня Анна-Луиза де Санктис. Ни грани тревоги не могло пробиться в тяжелый, обеспеченный таблетками сон.

Солнце уже поднимется достаточно высоко, когда в спальню войдет служанка, раздвинет портьеры, и жаркие лучи осветят вытертый ковер, полинялый бархат, старинную мебель с потрескавшейся лакировкой. Но, к счастью, они не могли проникнуть за полог, ибо внешность графини по утрам оставляет желать лучшего.

Позже она проснется, с пересохшим ртом, посеревшей кожей, опухшими глазами, в ожидании нового дня, который пройдет точно так же, как предыдущий. Потом задремлет и проснется вновь, вставит в бледные губы первую сигарету. Докурив, дернет за шпур звонка, служанка вернется, добродушно улыбаясь, с завтраком на подносе. Графиня не любила есть в одиночестве, а служанка в это время собирала оставленную одежду, доставала из шкафов чистое белье, заходила в ванную и возвращалась обратно, выслушивая непрерывный поток замечаний госпожи.

После завтрака служанка уносила поднос, а графиня выкуривала еще одну сигарету перед тем, как перейти к утреннему туалету. Этот ритуал занимал в ее жизни особое место и она совершала его в обстановке абсолютной секретности.

Затушив окурок в серебряной пепельнице, графиня поднялась с постели, подошла к двери и закрыла ее на ключ. Затем прошлась вдоль окоп, останавливаясь и выглядывая из каждого, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Однажды зазевавшийся садовник встретился с ней взглядом. Такое святотатство стоило ему работы.

Убедившись, что желающих проникнуть в тайны ее личной жизни нет, графиня удалилась в ванную, разделась и ступила в небольшой мраморный бассейн с золочеными кранами для холодной и горячей воды. На краешке выстроились куски мыла различных сортов, губки, шампуни. Вода смывала остатки сна, возвращала иллюзию юности стареющему телу. Утренняя ванна приносила ни с чем не сравнимое наслаждение.

Лежа в воде, графиня разглядывала свое тело: стройные ноги, упругие, не растянутые рождением ребенка мышцы живота, чуть располневшая, но еще достаточно узкая талия, круглые, маленькие, но стоящие торчком груди. Если на шее и появились складки, они еще не просматривались, а чуть заметные морщинки у рта и глаз сводились на нет массажем. Юность еще не покинула ее, а еженедельный укол витаминов в скромной клинике в Валенте помогал сдерживать старость. Ванная являлась только началом. За ней следовали: растирание полотенцами, сначала мягким, потом – жестким, лосьоном, пудра, первое расчесывание волос, еще без седины, но золотистый отлив уже поблек, после чего, забрав волосы лентой, графиня могла переходить к следующему этапу.

Обнаженная, она вернулась в спальню, подошла к туалетному столику, достала из верхнего ящика фотографию мужчины в форме полковника альпийских стрелков и поставила ее перед зеркалом. Затем начала одеваться, неторопливо, кокетливо, словно хотела выманить полковника из серебряной рамки в свои объятия.

Одевшись, убрала фотографию в ящик, задвинула его, заперла, села за столик и приступила к макияжу.

Двадцать минут спустя, в модном летнем платье, графиня вышла из спальни и спустилась в сад, где Николас Блэк, голый по пояс, только взялся за новую картину.

Он обернулся на звук ее шагов, двинулся навстречу, поцеловал ручки, оглядел со всех сторон, щебеча при этом, как развеселившийся попугай:

– Великолепно, дорогая! Ума не приложу, как вы это делаете. Каждое утро для меня словно праздник. В Риме вы прекрасны, но недосягаемы. Здесь ваша красота предназначается только мне. Я просто обязан нарисовать вас в этом платье. Сядьте вот сюда, дайте мне взглянуть на вас.

Графиия наслаждалась комплиментами и позволила художнику отвести ее к каменной скамье в тени цветущего миндаля. Усадив ее, Блэк схватил блокнот и начал рисовать, не умолкая ни на секунду:

– Утром я пил кофе с нашим доктором. У него, как обычно, с похмелья болела голова, но он просиял, услышав о вашем приглашении на обед. Мне кажется, он тайно влюблен в вас… Нет, нет, молчите, не шевелитесь, а то все испортите. Бедняга ничего не может с собой поделать. Да и что вы от него хотите? Вся жизнь среди крестьян, вы представляетесь ему сказочной принцессой из замка на вершине горы… О, кстати, епископ Валенты начинает расследование жизни и деяний Джакомо Нероне. Он вытребовал из Рима английского священника, адвоката дьявола. Он приезжает сюда через несколько дней. Я взял на себя смелость сказать его светлости, что вы будете рады приютить этого священника у себя.