– А что делать? – вздохнул Борода, положив трубку. – В армии тоже кому-то служить надо. Вот ты, например, злостно отлыниваешь от выполнения естественного долга перед Родиной. Костька за тебя, считай, расстарался.
– Но он подойдет сегодня? – все-таки уточнил Андрей, пропустив мимо ушей обидное замечание главного.
– Подойдет, – не слишком уверенно ответил Борода и поплелся к себе.
В комнатке, где стряпали очередной номер главный с новым верстальщиком Борей, в уголке стоял большой венок из искусственных цветов с черной лентой. Увидев его утром, Андрей внутренне содрогнулся и твердо решил, что во что бы то ни стало найдет предлог сбежать из редакции. Даже если придется идти «по письму читателя» – слушать жалобы какой-нибудь старушки на маленькую пенсию и бездушие взрослых детей.
На этой нервной волне Андрей быстро доправил статью о монашке-перевертыше, посетовал, что негодяй воспользовался добротой попечителей монастыря, и выразил надежду, что светские власти дадут должную правовую оценку деяниям этого прощелыги. Дабы не марать гнусным соседством, Андрей стер из материала светлое имя матушки настоятельницы и отнес дискету Бороде.
В угол, где стоял венок на проволочных ножках, старался не смотреть.
«Позвоню-ка Сереге… Где-то мой духовный наследник обретается?»
Павлючок ответил почти сразу:
– Ой, дядя Андрей! А я думал, вы уж обо мне и не вспомните.
– Это ты про меня забыл. Материала не приносишь, не звонишь, спецкор хренов…
Павлючок на том конце провода фыркнул.
– Подвалишь к остановке, поговорим?
– Ладно, сейчас буду.
Ждать Павлючка пришлось недолго.
– Ну ты и растешь! Месяц тебя не видел, а ты уж…
Андрей рассказал, что едет ловить некоего таинственного злоумышленника, который ворует овец и кусает за бока породистых коров.
– У меня впечатление, что это как-то связано с нашими приключениями на озере. Не хочешь со мной?
– Ой, вот жалко! – досадливо и совсем по-детски сморщился Серега. – Я мамке обещал с малым посидеть…
– А что, – не понял Андрей, – у тебя братишка есть?
– Да, – нехотя проскрипел Павлючок. – Мамка нашла какого-то придурка, родила вот только… Но я его люблю, парень все-таки, воспитываю… Смешной такой, ногами шебаршит.
«Вот-вот! Все размножаются! Все! Даже Павлючки всякие! А я-то что?!»
– А… отец его не помогает?
– Да нет, – безнадежно махнул рукой Серега. – Как мой – только узнал, слинял. Мамка всегда себе таких находила. Я теперь за кормильца.
– Ох, Серега!..
Нехорошая догадка обдала Андрея холодным душем. Павлючок это понял.
– Серега, а как наш уговор?
– Да вы не думайте, дядь Андрей. Я у своих, у стареньких и бедных, не тырю. А у кого тырю – так те даже не замечают!.. Я у одного крутого борсетку шопнул из машины, кэш забрал, а все остальное отдал через день, вроде как нашел брошенное. Так он так рад был, что я ему кредитки с башлями и мобилу с нужными номерами вернул, что мне еще и добавил! Тех денег нам втроем почти на месяц хватило. Коляску классную братану купил!
Он улыбался, явно ожидая одобрения.
– Ох, Серега, Серега…
Они шли рядом по тихой улице старого города вдоль трамвайных путей. Андрею захотелось приласкать не ко времени повзрослевшего воришку. Он на ходу прижал его коротко стриженную голову к себе, слегка потянул за ухо – символически надрал уши за воровство.
– Если попадешься – хоть позвони.
– Отмажете, да? – Павлючок хитро взглянул на него.
– Один раз выручу. Но не больше.
– Да я не попадусь. У нас совсем малые и глупые и те не попадаются. У нас район такой. Пацаны такое тут выдумали!..
– Ну-ну? – подозревая, что услышит нечто совсем поганое, насторожился Андрей.
– Ага… У одного нашего пацаненка папаша хотел «поправиться», а тетька в киоске в долг не поверила, сказала: уже месяц не отдаешь. А у него-то трубы горят, злой, как Бобик! Так он вернулся домой, слазил в подпол, изловил крысу…
– Крысу?!
– Ага, голыми руками! – завизжал от восторга Павлючок. – Принес в киоск и ка-а-ак кинет в тетьку! Она в крик, под прилавок забилась, крысяк тот шнырь-шнырь, а мужик похватал с прилавка, что было, и деру!
– И что – не поймали его? – выпятил губу Андрей, сомневаясь.
– Как не поймать – она ж его как облупленного знает. Административку на него менты выправили, штраф. Но он же взрослый, не пацан… А пацанята – те быстро скумекали что и как, стали с мышкой на дело ходить.
Андрей почему-то представил себе компьютерную мышку и озадачился.
– Ага! – залился Павлючок. – Живоловку специальную купили – чтоб мышка живая была, не битая.
– Ох, Серега, у меня от тебя голова циркулем.
– Вы слушайте… Они выберут киоск или палатку, подальше от дома и где товар получше, подойдут и эту мышаку на прилавок выпустят. Мышка бегает, тетька в трансе, визжит, а они хапнут что получше, и ноги в руки. Здорово, да?
– Здорово-то здорово, а как потом той тете за товар расплачиваться? Она ж тоже не от хорошей жизни на улице торгует.
– Я не знаю, – признался Павлючок. – Накрутит, поди, на другой товар… Я сам этим не занимаюсь, честно.
Они прошлись еще немного молча.
– Мне идти надо, дядь Андрей. А то братан проснется.
– Да, конечно, ступай. Старайся, ладно? Быть хорошим.
– Я стараюсь.
Андрею показалось, что парнишка искренен. Или почти искренен. Или хочет думать, что старается быть хорошим…
– Ну и как там твой приятель? – спросила Валя, когда Андрей вернулся в редакцию.
– Робингудствует. Тырит только у богатых. Четко. Костик не отменялся?
– Вроде нет. Позвони спроси.
– Если я позвоню, он точно выклянчит у меня отпущение грехов. И статья если состоится, то с фотографиями из архивов Бороды.
– Ты прав, – потрясла кудряшками Валя и взялась за трубку. – Ты завтра утром как?
– А что?
– Мы ж с Михал Юричем на похоронах.
«Ух, надо ж настроение мне испортить! Ведь почти в порядке было!»
– Я посижу попишу. Все будет о’кей.
Костик, недовольный, с мятой физиономией и в несвежей рубашке, ввалился в помещение в три дня, заранее нудя, что у него всего два часа времени.
– До следующего кормления? – осведомился Андрей, вскидывая на плечо сумку.
– Да что ты понимаешь! – завелся фотокор.
– То, что мы едем на задание. Двигай!..
Андрей хотел уточнить, чем Костику следует двигать, но, поскольку в редакции был траур, прикусил язык.
Ехали довольно долго, скатываясь с шоссе на двухполоску, с нее – на сельский проселок. Фермерское хозяйство дало о себе знать огороженными проволокой изумрудно-зелеными выпасами, откуда на редкую здесь машину с любопытством поглядывали мордастые буренки и наряженные в одинаковые синие ветровки пастухи.
