Ознакомительная версия.
Галочка вышла из кухни. Она здорово изменилась – пополнела, смазливое личико расползлось, как масленичный блин, глаза сонные, мутные…
Она очень изменилась, но Вадим пока не мог понять, в чем дело. Поэтому сказал:
– Привет, – и спросил, указывая на «прощай, молодость»: – Ты что же, не одна?
Глупо прозвучало, словно заподозрил ее в том, что она водит к себе мужиков. Но Галина правильно поняла, ответила:
– Это мои. У меня ноги распухают.
Только теперь до Вадима дошло. Она была в последнем градусе беременности.
– Ты что? – только и выдохнул Акатов. – Ну ты даешь, подруга…
– Вот так вышло, – даже как-то весело развела она руками, и Вадим вдруг почувствовал ее силу и правоту.
Галина стояла перед ним, толстая, цветущая, этакая богиня плодородия, и больше не боялась его гнева, не боялась, что он выставит ее из квартиры, потому что домом ей была вся земля, вся Вселенная. И он сдался перед этой торжествующей тучностью. Он только спросил:
– Тебе деньги нужны?
Галина улыбнулась, глаза прояснились, бровки-коротышки подпрыгнули вверх.
– Я не гордая, возьму. Все стало так дорого. Карточек мне без прописки не полагается, а без них совсем тяжело.
Ах да, карточки, припомнил Вадим. Так называемые «визитные карточки покупателя», или просто «визитки», предоставляли право коренным верхневолжцам и жителям области приобретать восемнадцать видов товаров – начиная с мяса и заканчивая мебелью. Их нужно было где-то получать, куда-то ходить, стоять в очереди… Кажется, он пренебрег этой бесценной возможностью. Как же Галина живет, на каких харчах? Но разве это должно его волновать? Он так много сделал для нее – позволил жить в своей квартире и не берет за это ни копейки. Даже сам дает ей денег, вот!
И он действительно дал ей денег. И согласился выпить с ней чаю. К чаю были пряники, по названию мятные, на деле каменные. Должно быть, из стратегических запасов, распатроненных по случаю конверсии.
– Что ты собираешься делать дальше? – поинтересовался максимально отстраненным тоном, чтобы Галина поняла – он никакого отношения не хочет иметь к ее будущему ребенку. Предупреждал ведь!
– Может, домой вернусь, – пролепетала она, комкая в кармане халата злосчастные купюры, выданные ей Вадимом. – Мои не знают ничего. Не представляю даже, что мать скажет… и бабушка…
– Не съедят же они тебя, – усмехнулся Вадим.
– Так-то оно так, но… У нас там с работой совсем плохо. Все закрыто. Мать на бирже труда стоит, живут на пособие и на бабушкину пенсию. О-ох!
– Ты чего?
– Живот прихватило. – Галина попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось. – Извини. Наверное, съела что-то не то.
– Ничего, не страшно, – ответил Вадим, соображая, что ему вроде бы пора уж и убираться восвояси. Но как уйти? Вон она как зажалась, сидит на табуретке согнувшись, лицо виноватое, на лбу выступили крупные капли пота. И внезапно вскочил, пораженный догадкой. – Слушай, а тебе уже не пора? Того?
– Нет! – вскрикнула Галя, и в ее глазах плеснулся такой страх, что Вадим понял, что ей действительно «пора того» и она сама прекрасно об этом знает.
– Так, я вызываю скорую.
– Я боюсь, – жалобно пропищала Галя, и ее слова напомнили Вадиму, как несколько месяцев назад он предлагал ей избавиться от ребенка, а она ответила ему точно так же – боюсь, дескать. Смешные бабы! И так – боюсь, и этак – боюсь.
– Чего уж теперь, – пробормотал он, вышел из кухни и тут припомнил, что телефона-то в этой квартире нет. Значит, придется стучаться в соседнюю квартиру. – Я к соседям, вызову скорую от них.
– Вадик, у меня уже все прошло!
– Как же, рассосалось! – с досадой парировал он. – Дурында…
Соседка, та самая некрасивая мать-одиночка, что когда-то мыла в квартире Акатова окна, восприняла визит Вадима с нескрываемым восторгом.
– Галочке пора пришла? Да, так примерно она и считала! Делилась со мной, да… Конечно, звоните. А вы, верно, квартирантку свою проведать зашли?
«Морда противная, голосок ехидный, – про себя отметил Акатов, накручивая диск древнего телефона. – Не иначе Галина проболталась. Между бабенками такое заведено. Тем более эта – мать-одиночка, мужененавистница. Усядутся вечерком и начнут «делиться», весь род мужской сволочить. Ну и плевать».
Когда он вернулся, Галина все так же сидела на табуретке, но у ног ее уже стояла небольшая сумка.
– Собралась уже? Молодец. Сказали, сейчас приедут за тобой.
– Вадик, не уходи, – прошептала сквозь сжатые зубы Галина. Ее, видно, снова скрутило. – Вадик, не бросай меня, мне страшно…
– Ну-ну, как же я тебя брошу, – успокоил ее Вадим, а на душе у него было смутно. А что, если Галку отвезут в тот же родильный дом номер 3, где лежит Анна? И как Вадим тогда будет ее… Да не ее, а их – навещать? А если они познакомятся, не ровен час, да начнут «делиться»? Бр-р-р!
Но его опасения были напрасны. Приехавшая машина скорой помощи – старая, разбитая, громыхающая на ходу – повезла Галину не в новую, оснащенную современным оборудованием «трешку», а в печально известную Варламовку, Варламовский роддом.
Купец Варламов, богатейший волжский рыботорговец, задумал выстроить себе роскошное жилье, настоящий дворец, но пока построечка возводилась, купец разорился, а любимая супруга подалась в бега, и с кем – с оперным певцом, дававшим ей уроки!.. В общем, купил бедовый купчик на последние деньги револьвер и в пустой гостиной, где на лепнине еще не высохла позолота, а из окон открывался вид на Волгу, раздался гулкий выстрел. Поговаривали, что призрак неудачливого купца показывается порой на втором этаже дома, пугая рожениц и молодых мамаш, а персонал уже привык к сложностям. Им и без привидения хлопот доставало – роддом то и дело закрывали после очередного скандального происшествия. То санитарная инспекция встретит в коридоре крысу размером с новорожденного, то стафилококковая инфекция одолеет разом всех младенчиков, то батарея отопления лопнет и зальет кипятком предродовое отделение… Может, это дух купца гадил? Да ведь ему-то никакой пользы – роддом потом открывали опять.
Вадиму было жаль Галку, но подавать голос и требовать везти ее куда-то в другое место он, по понятным причинам, не стал. Да его мнения и не спрашивали, даже не предложили ехать вместе с роженицей.
– Не беспокойтесь, папаша, домчим в сохранности, – бросила ему на бегу насквозь прокуренная, лихая фельдшерица.
Он уехал домой, а поздно вечером, как вор, прокрался к телефону, висевшему в прихожей. Был час, когда Римма, говоря ее языком, «общалась с прекрасным», а словами зятя, «заводила волыну», то есть слушала классическую музыку. Сейчас из-за плотно прикрытых дверей ее комнаты неслись мощные органные аккорды, значит, можно было звонить спокойно.
Ознакомительная версия.
