— Рана затянулась прямо над пулей. Если я ее не вытащу, будет больно всякий раз, как только ты пошевелишь рукой.
— Уж лучше пусть так заживает, чем наоборот, спасибочки.
Язык у меня еле шевелился. Казалось, что он разбух. И голову приподнять я не могла. Радовало то, что Гаэтано был из разряда хороших парней — уж по крайней мере он был получше тех, кто в меня стрелял. Ну, ясное дело, я помогала бежать заключенному, так что плохим парнем можно было считать и меня, и Гаэтано, который меня штопал.
— Кстати, — еле выговорила я, — а мы хорошие или плохие?
Гаэтано улыбнулся и смешливо фыркнул.
— В разные дни — по-разному, Грейвз. Сегодня мы были хорошими.
Я вспомнила горящие глаза медсестры, улыбавшейся и державшей в руках циркулярную пилу. Я содрогнулась и мысленно согласилась с Гаэтано. Его руки более решительно прижали мое плечо к кровати. Звякнул металл. По всей видимости, хирург добрался до пули. Странное ощущение в плече подсказало мне, что мой организм начал перерабатывать обезболивающие. Скоро могло стать больно — возможно, еще до того, как Гаэтано закончит операцию. Наверное, стоило отвлечься и думать о чем-то другом.
Я лежала на кровати. Мягко, застелено простынями — значит, кровать. Но что это за кровать и как я здесь оказалась? Не поворачивая голову, я посмотрела по сторонам. Похоже, кровать стояла в полуподвале какого-то дома. В углу я увидела водонагреватель, а за мускулистой рукой Гаэтано разглядела начало лестницы.
— Где мы?
Порой самый прямой подход — он же и самый лучший.
— В конспиративном доме, — ответил Гаэтано, сосредоточившийся на своей работе. — Прекрати болтать, иначе лекарства быстрее выветрятся. Ты побледнела.
Понятно.
— Добавишь?
Гаэтано скосил на меня глаза. Глаза у него были карие и красивые, а взгляд — сердито-удивленный.
— Я в тебя уже закачал столько наркоты, что здорового мужика можно было на тот свет отправить, Грейвз. Если ты просто расслабишься и перестанешь думать, все лекарства сработают как надо.
— Селия.
Гаэтано снова оторвался от работы.
— Что-что?
— Селия, а не Грейвз. Я тебе не солдат.
Он снова фыркнул и покачал головой.
— Если так, то ты не с теми ребятами связалась. — Гаэтано прикоснулся руками, затянутыми в испачканные кровью латексные перчатки, к моему лбу. — А теперь расслабься и дай мне закончить работу, ладно?
С этими словами он закрыл мне глаза.
У меня на груди лежало что-то теплое и вибрирующее. Я пошевелилась — и оно тоже пошевелилось. Мои веки разжались медленно. Ощущение тепла и движения было так приятно. Но я увидела только рыже-белую шерсть. Что могла делать наша офисная коша, Минни-«Мышеловка» в конспиративном доме?
Но в следующее мгновение я поняла: мы вовсе не в конспиративном доме. Я находилась в своем кабинете и лежала на диване. Я прикоснулась к кошке и пару раз погладила ее по спине. Минни замурлыкала громче. Я приподняла ее и бережно опустила на пол. Мурлыканье прекратилось, кошка недовольно зыркнула на меня зелеными глазищами, нашла ближайшее солнечное пятно на ковре, уселась и принялась мыть мордочку лапкой. Я села, сразу пожалела об этом и снова легла. Я пережила суровый бой. Судя по тому, как двигалось мое плечо, под рубашкой у меня была явно наложена повязка. А на мне была не черная водолазка с дыркой на плече, а рубашка на пуговицах. Значит, пока Гаэтано меня оперировал, я была раздета. По идее, это не должно было меня так уж сильно волновать. Но почему-то волновало.
Мой бронежилет, одежда и запястные чехлы с ножами были аккуратно сложены на моем письменном столе. Первая мысль была такая: проверить сейф. На замке по-прежнему горел красный огонек, но откуда мне было знать — вдруг кто-то приложил мою ладонь к панели и деактивировал магический компонент замка? Хотелось верить, что ничего такого не произошло, но Джонсу я не слишком доверяла.
Я осторожно повернулась на бок, медленно приподнялась и села. Зашуршала бумага. Я оглядела себя и сунула руку в карман запачканных кровью джинсов. Я надеялась, что кровь на них высохла к тому моменту, когда меня укладывали на диван. Наконец я извлекла из кармана сложенный в несколько раз листок бумаги.
Я не встречаюсь с солдатами и коллегами по работе, но ты не то и не другое.
Позвони мне.
Гаэтано.
Далее значился номер телефона — и что не удивительно, местный. А как иначе Гаэтано мог уже второй раз за месяц оказаться там, где надо, по первому зову и с полной медицинской экипировкой?
Не было ни гроша, и вдруг… Вот у меня всегда так. Целых пять лет я даже на спор не могла ни с кем закрутить роман. А теперь мужики полетели на меня стаей — совсем как чайки, наверняка кружившие за окнами моего кабинета.
Беда была в том, что жизненный опыт мне подсказывал: это не торт, а только глазурь. Роман с мужчиной, который магически обречен поклоняться земле у тебя под ногами, — для меня не то же самое, что уважение ко мне и оценка меня как личности. И не важно, могла я с этим что-то поделать или нет. Мне вовсе не хотелось уподобиться одной из голливудских старлеток, жалующихся на то, что никто не уважает их недюжинный ум. Причем жалобы эти они чаще всего излагают по пути к пластическому хирургу, намереваясь в очередной раз увеличить размер сисек. Возможно, мне стоило приобрести побольше антисиренских амулетов и выдавать их всем встречным и поперечным.
Я встала и подошла к письменному столу. Первым делом я проверила все карманы бронежилета. Пуля прошла там, где и следовало ожидать: между двумя пластинами кевлара. Ткань в этом месте почернела и слегка обуглилась. Ну и ну! Трассирующими пулями стреляли, что ли? В дырку пролезал мой безымянный палец. Я решила, что стреляли калибром.30–06, [6]но по идее охотничья пуля должна была пробить меня насквозь. Пожалуй, стоило-таки звякнуть Гаэтано и просить, что он вытащил из моего плеча.
Из карманов не пропало ничего, кроме того, что я истратила в бою. Плохо это было или хорошо — трудно сказать. О, будь проклята моя паранойя. Я помнила не меньше тысячи жутких заклятий, которые могли содержаться внутри невинных с виду керамических дисков. То есть я могла решить, что швыряю грязевую бомбу, а в итоге чуть не задохнуться из-за того, что рядом со мной исчез кислород.
Я вздохнула. «Лучше перестраховаться, чем потом огорчаться» — моя любимая поговорка. У меня в сейфе есть полочка для разной неопознанной хрени. Я всякое такое там храню, пока не выпадает возможность показать экспертам, чтобы мне растолковали, что это такое. Все мои керамические диски отправятся на эту полочку.
