– Не понимаю, почему это заставляет вас подозревать меня в убийстве.
– «Подозревать» – слишком сильно сказано. У меня нет подозреваемых как таковых. Я ограничен временем и обстоятельствами и посему вынужден сосредоточиться на тех, чье поведение, на мой взгляд, резко выбивается из ряда вон. Вы привлекли мое внимание. Может показаться, что я хватаюсь за соломинку – в общем, так оно и есть. Но в расследованиях такого рода одна логика редко приводит к результатам. Кто-то делает промах, кому-то что-то шепнут на ушко, случается непредвиденное – и вдруг вырисовывается все положение дел. Что касается моей роли, я забрасываю сеть наудачу в надежде, что какая-нибудь акула увидит меня и постарается полакомиться кусочком моей ноги, считая меня всего лишь ловкачом.
Александра негромко рассмеялась, она была довольна. Костолец косо посмотрел на нее, на миг лицо его обратилось в злобную маску. Но затем и он засмеялся. И кивнул Бехайму. Вежливо так.
– Прошу прощения, – сказал он и, гигантским прыжком перенесясь к ступеням лестницы, взбежал на площадку прямо над ними.
Раздался крик, шум короткой схватки. Прошло всего несколько мгновений, и Костолец снова предстал перед ними, таща за собой перепуганного юношу, одетого в черное, со всклокоченными каштановыми волосами и худым большеротым лицом. Лоб парня был усеян свежим урожаем прыщей.
– Это еще кто? – поинтересовалась Александра.
– Ванделоры подослали, – сказал Костолец. – Не так ли?
Он схватил парня за шиворот, вскинул к самому фонарю и подвесил, раскачивая на руке, так что тот с треском ударился коленями о перила.
– Эта сволочь – уже третий шпион, которого они ко мне засылают со времени моего приезда.
– Мой господин, сжальтесь надо мной! – выдавил парень, вцепившись Костолецу в запястье в надежде перестать раскачиваться. – Я не хотел причинить вам зла.
– Вот слава богу! – насмешливо воскликнул Костолец. – А то я уж так испугался за свою жизнь.
Он устремил на парня черный немигающий взгляд древнего пресмыкающегося.
– Кто тебя прислал?
Шпион облизнул губы, метнул быстрый взгляд на Александру, потом на Бехайма.
– Марко, – признался он. – Марко прислал. Господин, меня заставили…
– Молчать! – приказал Костолец и взглянул на Бехайма. – Теперь понимаете, почему меня так бесят ваши расспросы? Эти Ванделоры не дают мне покоя ни днем, ни ночью. Как можно, чтобы в твои дела вот так все время лезли?
– Чего бы это Ванделорам нужно было от вас? – спросил Бехайм, не сводя взгляда с парня, которому никак не удавалось глотнуть – так плотно ему перехватило горло воротником.
– Им нужно, – Костолец подчеркнуто отчетливо выговаривал каждое слово, как будто целясь ими и выпаливая в Бехайма, – выпытать мои секреты.
Он с силой притянул к себе парня и прильнул к его губам в поцелуе. Зрелище двух впечатавшихся друг в друга лиц, гладкой кожи одного из них, к которому в расходящемся веером красноватом свете посреди бесконечной тьмы прилип, присосался мертвенно-бледный морщинистый зверь, заставило Бехайма почувствовать странное отчуждение, как будто он заглянул в измерение, где все перепутано: в человечьем обличье бродят скоты, а с настоящими людьми обращаются, как с баранами, физический мир превратился в погреб, наполненный позолоченными значками и прахом, жизнь почернела и потеряла свою ценность, зато предметом мечтаний стала смерть.
Костолец оторвался от парня и смотрел, как тот безвольно болтается, подвешенный им за шиворот.
– Передай Марко: еще раз такое повторится – пусть ждет меня в гости.
Казалось, он что-то обдумывает, глядя из-под нависших посередине лба совиных бровей, поджав губы.
– Впрочем, – произнес он, – я сам ему это скажу.
И, вперив взгляд в Бехайма, небрежным и быстрым движением руки он перебросил молодого человека через перила. Тот успел перевернуться в центре колодца, рот его был разинут, в глазах белел ужас, парня словно держали в воздухе слегка окрасившие его в красный цвет лучи фонаря. Бехайм метнулся к перилам, но было уже поздно – несчастный кувыркнулся и устремился головой вниз, в темноту, над ним повис истошный, душераздирающий крик. Вот он летит, вот он исчез, и у Бехайма тошнотворно похолодело в животе. Он резко развернулся, готовый гневно призвать старика к ответу, но застыл на месте, увидев, что Александра и Костолец стоят лицом к лицу, дрожа от ярости, – высокая красивая женщина в ночной рубашке и хищный старик, – как злобные потусторонние звери. Он ждал, что они набросятся друг на друга, будут дубасить, кусать и рвать на куски вражескую плоть. Но их запал вдруг схлынул, позы смягчились, и Александра спокойно сказала:
– Неважно вышло.
– Неважно! – Бехайм с треском ударил кулаком по перилам. – Вы бы еще сказали, что он поступил бестактно. А что будет дальше? Массовое уничтожение людей назовем неучтивостью, а детоубийство – озорством?
Не обращая на него внимания, она продолжала говорить с Костолецом.
– Если вы хотели преподать урок, – сказала она, – можно было придумать что-нибудь более действенное.
– Так вот оно что! – воскликнул Бехайм. – Это, оказывается, был урок! И чему же он должен меня научить? Уважению к старшим?
– Осторожности, хотелось бы надеяться, – ответил Костолец. – Без нее вы среди нас не долго продержитесь.
Бехайм открыл было рот, но Костолец вскричал:
– Хватит! Довольно меня донимать!
Он отвернулся, встав лицом к колодцу. Свет фонаря зажег красным пряди его белых волос, глянцем лег сзади на его шелковую рубашку.
– Я не убивал, – стальным голосом произнес он. – Надраться кровью до одури – удовольствие не для меня. Я человек Патриарха во всех отношениях и ни за что не нарушу его традиции. Впрочем, думайте, что хотите.
Бехайм услышал неприятный вибрирующий звук, как будто от мощного механизма, работавшего где-то вдали, и не мог избавиться от необъяснимого ощущения, что он исходит от Костолеца. А вдруг старик сейчас обернется, и облик его будет совсем другим: глаза вспыхнут, морщинистое лицо превратится в дикарскую бронзовую маску, а вместо языка изо рта выползет черная гадюка. Но тот заговорил, и совсем не угрожающе, а задумчиво.
– Наступили трудные времена, – сказал он. – Все мы должны как можно лучше сыграть отведенную нам роль. Но советую вам запомнить: моя роль не имеет ничего общего с вашим представлением об этом мире. Я не желаю вам зла, но более не позволю отвлекать меня. – Он тяжело вздохнул. – Оставьте меня в покое.
Александра положила Бехайму руку на плечо и кивнула на дверь, расположенную несколькими пролетами выше. Внезапно почувствовав тревогу и от этого остыв, он дал себя увести. Но когда они поднимались по лестнице на следующий этаж, у него вдруг екнуло сердце, он остановился, нагнулся над перилами и заглянул вниз, туда, откуда они ушли.
