На ужин была картофельная запеканка с мясным фаршем и луком. Отец растопил камин. Стив очень любил маму с папой, но его обижало, что они никогда его не замечают. Даже если они обращались к нему, впечатление было такое, что они говорят не с ним, а как бы сквозь него. Он так и не добрался до своей теплой уютной постельки — он уснул прямо в столовой, свернувшись калачиком в большом кожаном кресле, завороженный пляской огня за каминной решеткой
Когда он проснулся, в доме было очень тихо. А потом он услышал, как папа с мамой ругаются у себя наверху.
— Нам давно уже следовало отослать его к бабке, твоего маленького ублюдка. Пусть твоя матушка с ним и возится. Я хоть и старший привратник при университетской часовне, но получаю сущие гроши. И тратить все это на сопляка, который даже не мой ребенок…
— Тише, Джим, ты его разбудишь. И потом, ты на него вообще ни гроша не тратишь. Его школа содержит полностью.
— Отошли его к бабке.
— Ну уж присмотреть за ребенком с тебя не убудет. Большего от тебя и не требуется. Он у нас тихий, послушный мальчик. Он хоть раз сделал что-то такое, что тебя рассердило? Он получает стипендию в школе, и у него очень красивый голос. Ему надо учиться.
— Голос, говоришь, красивый? Такой же красивый, как и у Билла Торнтона?! Он тебя в свое время этим голосом и соблазнил, что ты сразу юбку-то и задрала?!
— Уже одиннадцать лет прошло, а ты мне все поминаешь. Кстати, если бы не я, еще неизвестно, что бы с тобой сейчас было. Ты просто трус. И эта твоя хромота… ты же специально себя искалечил, чтобы с немцами не воевать, когда все честные англичане…
— Замолчи, дура…
— А ну слезь с меня, а то я так заору, что соседи полицию вызовут…
Боженька милый, пожалуйста, — думает Стив, стиснув ладошки в жесте мольбы, — пусть они перестанут, пусть они перестанут.
Он смотрит на пламя. Блики огня пляшут в его глазах.
Пусть они перестанут, пусть они перестанут, я никакой не ублюдок, не надо, пусть они перестанут…
Он встает и подходит к камину. Он пинает огонь ногой. Уголек падает на ковер. Дымок поднимается медленным завитком, а потом…
Обида сменяется злостью и яростью. Стивен берет кочергу и колотит по горящим углям… искры летят по комнате, уже загорелась тахта, а они все ругаются у себя наверху…
Пусть они перестанут…
Диван и ковер полыхают огнем. Он завороженно смотрит на пламя. Оно такое красивое. Он хочет быть как огонь — поглотить целый мир, излить свою ярость в безумной пляске, с ревом и грохотом прокатиться по миру теней. Он смотрит на пламя, пока у него не начинают слезиться глаза, а потом…
— Что происходит? — Испуганный голос сверху.
Огонь уже поднимается вверх по лестнице.
Они умрут, думает он. Они умрут…
Он задыхается в дыму. Надсадный кашель проходит судорогой по телу. Нельзя, чтобы меня тут поймали. Надо бежать. Он бросается к двери, отпирает засов и выбегает на улицу. У него за спиной ревет пламя и трещат деревянные перекрытия. Он рывком оборачивается и видит, как его папа с мамой — черные силуэты на фоне оранжевых отсветов — пытаются открыть окно. А потом он кричит, и кричит, и бежит дальше…
С размаху врезается в жесткие руки какого-то человека. Лицом — прямо в щекочущий твид, от которого пахнет кожей.
— Я не хотел, я не хотел, отпустите меня, пожалуйста…
— Так это твоих рук дело, маленький джентльмен?
Стивен не видит, кто его держит. Он пытается вырваться. Мужчина бьет его по лицу, хватает за плечи и разворачивает лицом к полыхающему дому. Он кричит. Щеку жжет как огнем. Боль пронзает всю руку.
— Давай смотреть вместе, — говорит незнакомец тихим тягучим голосом.
— А вы разве не будете их спасать? Звать на помощь?
На лице незнакомца пляшут отсветы пламени. Это совсем молодой человек с крупным орлиным носом и сощуренными глазами. Вид у него жестокий.
— Знаешь, пока подоспеют пожарные, они там погибнут.
Окно на втором этаже с треском распахивается, и мужчина, охваченный пламенем, падает вниз…
Стив хочет кричать и не может. Ибо в это мгновение — как будто выпавшее из времени — он постигает невообразимую красоту этого огненного падения, этого полыхающего прыжка от смерти к смерти. Его сердце взмывает к запредельным высотам, объятое радостью с ужасом пополам.
— Я вот думаю, стоит мне обращаться в полицию или нет, — говорит молодой человек очень тихо. — Если я им расскажу, что знаю, тебя повесят. Или ты думаешь, что таких маленьких мальчиков не приговаривают к смертной казни? — Он смеется.
— Пожалуйста, сэр, не надо…
— Тогда ты сделаешь все, что я тебе велю? Всё?
— Д-да.
— Или я им расскажу.
— Или вы им расскажете.
— Завтра придешь ко мне. Я живу при университете, в студенческом городке, в корпусе Эндрю. Спросишь там Локка.
Мальчик кивает.
Тело отца разбивается о мостовую. Мать падает рядом — шипящей радугой пламени. Стивен смотрит. Как завороженный. Он уже ничего не чувствует. Ни печали, ни сожаления. Сейчас существует только этот чарующий танец огня в ночи.
А потом подоспели пожарные — слишком поздно — и потушили огонь, и констебль, отвез Стивена в школу на своем сверкающем новеньком автомобиле. И директор школы уложил его спать у себя на казенной квартире.
Утром мальчишки поглядывали на него с благоговением, которое граничила с восторженным обожанием. Как будто он был героем, а они — его верными почитателями. Лето он провел в Кембридже и жил в доме директора. Он оставался в школе до конца осеннего семестра, а потом — в середине зимы, когда война только-только закончилась — его, совсем одного, посадили на пароход и отправили к родственникам в Америку.
Но за это время Локк и его приятели успели втянуть его в свой круг кошмаров и страха — они вцепились в него и держали угрозами рассказать полиции о том, как он убил родителей.
И вот теперь, шестьдесят лет спустя, он снова услышал Локка. И снова подпал под чары его тягучего тихого голоса. Он рассказал Локку про мальчика.
Потом была долгая пауза. Сквозь помехи и трески на линии Стивен слышал, как они совещаются шепотом между собой. Локк и Пратна.
А потом Пратна взял трубку и этак запросто пригласил его в Таиланд.
— Просто встреча старых друзей.
Но Майлс понимал, что его снова втягивают во что-то ужасное и грандиозное.
И ему не хотелось сопротивляться.
Ему снова хотелось огня!
Брось трубку — стучало у него в голове. Беги, прячься… но когда он услышал их голоса, он снова стал маленьким мальчиком, полностью в их власти, он снова нежился в их презрительном пренебрежении, потому что пусть даже вот так, но на него все-таки обращают внимание…
