записать в журнал / 25 июня
Собственность Фрэнсиса Паркера, Йельский университет, Нью-Хэйвен, Коннектикут.
В случае смерти вернуть профессору О. С. Маршу по вышеуказанному адресу.
Мистер Чарльз Дарвин
Даун-Хауз
Даун
Кент, Англия (Зачем дважды писать Даун?)
21 июня 1876 г. – "ЭВРИКА!!!" Наконец-то! Недостающее звено! Северо-западный берег, "Развилка Сумасшедшей Женщины" реки Павдер, у горы Бигхорн.
Округ Монтана 43 град. 54 мин. сев. шир.
106 град. 45 мин. зап. долг.
Черновик письма
Дорогой сэр, – не стоит наверное и упоминать, как Вы, вероятно, удивлены, так скоро получив от меня известия; однако надеюсь, что у меня есть новости, которые покончат с критикой в Ваш адрес. Гершель может говорить, что Ваша книга – "в полном порядке", но мне кажется, так же, как без сомнения и Вам, что в данном случае весьма подходят слова м-ра Хаксли:
"Значительный промежуток времени, более чем десятилетие, отделяет нас от момента публикации Происхождения видов, и что бы ни думали или ни говорили о доктринах м-ра Дарвина или о манере, в которой он их проповедует, главное заключается в том, что за двенадцать лет Происхождение видов сыграло роль совершенно революционного в биологии, как, в своё время, Принципы… – в астрономии.
Теперь, по прошествии времени, критикам Дарвина представился удобный случай.
Смесь пренебрежения и высокомерия, которая на первых порах характеризовала значительное число нападок, с которыми он сталкивался, больше не является досадным отличием анти-дарвинистского критицизма".
Сэр, у меня имеется оружие, с помощью которого Вы сможете отразить все нападки!
Как Вы можете видеть из заключения, следующего из этого письма, я обнаружил череп (первый в Америке, как мне думается), который при внимательном изучении оказывается черепом самой ранней формы человека; останками более ранними, чем череп, найденный в долине Неандер вблизи Дюссельдорфа в 1856 году, и не являющиеся останками столь же сомнительными. Нельзя сказать ни того, что этот череп является останками деформированного человека, ни того, что он принадлежал одному из видов обезьян, поскольку форма этого черепа соединяет в себе признаки обоих видов, и человека, и обезьяны. К тому же, это очень большой череп.
Два года назад, когда профессор Марш находился здесь, в Западном Бэдлэнде, в поисках динозавров, он обнаружил, что местные индейцы очень обеспокоены. По отношению ко мне они проявили совершеннейшую недоброжелательность, и я опасался за свою безопасность более, чем однажды, когда разговор с индейцами вызвал у них подозрительность и недоброжелательность, поскольку они решили, что я ищу золото!
Назавтра я намерен прибегнуть к благам цивилизации, чтобы отослать Вам это письмо. Я узнал от местных торговцев (довольно скверная компания, конечно), что вскоре ожидаются силы кавалерии, которые нарушат покой дикарей. Возможно, мне посчастливится встретиться с ними.
С уважением и преданностью "Предоставим Господу быть правым, а всем людям – заблуждаться", подумал Шарп.
Он знал о Чарльзе Дарвине и о его ереси.
Не была ли эта книга внушена Антихристом?
Капитан, обрадованный тем, что остальные находились спиной к нему, хвастаясь своими подвигами репортёру, сунул "Путевые заметки" в свою седельную сумку.
Той же ночью эта книжка оказалась в руках генерала Гидеона Пратта.
Ванкувер, Британская Колумбия
воскресенье, 15 марта 1987 г. 2:00 ночи
Пендер-стрит между Главной и Клином являлась самой утробой Китайского квартала.
Торгующие творожными палочками с бобами, и дынными пирожными, и тысячелетними яйцами, торгующие устрицами и сладостями, ирисками и домашним миндальным печеньем; торгующие водяными орехами и экзотическими грибами, и засушенными анчоусами по сотне в корзине, все эти лавчонки были настоящим земным раем для местных эпикурейцев. Гомонящим роем сновали по этой улице армии азиатских торговцев, таскающих огромные корзины и расталкивающих друг друга; в старании что-нибудь продать, они тыкали тонкими пальцами в выпуклые плоды на витрине: фей-хоа, мокко, корешки лотоса и плоды манго. В бархатных куртках и мешковатых куцых штанах, с пепельными волосами, заплетёнными в косичку на затылке, с ожерельями из раковин женщины в домашних тапочках шаркали по улице среди рыбаков, торгующих в розницу прямо из сетей или с корзинами шевелящихся крабов, поднятыми над головой, чтобы привлечь толпу. Только к ужину улицу словно выдувало.
Было два часа ночи, и Пендер-стрит была пустой.
Полупустая мясная лавка была заперта на ночь. За целиком зажаренной тушей свиньи и утками на вертелах, оставшимися висеть в окне, виднелись пустые и вычищенные прилавки. Находящаяся на уровне улицы зарешёченная отдушина открывалась в подвал, где свет мерцающих флуоресцентных ламп переходил в чёрные тени. Связки китайских колбас и расплющенной, словно морской скат, домашней птицы были развешаны в коптильных шкафах, стоящих у стен. Ряды полок, уставленных банками с консервированной говядиной, тянулись от отдушины до задней части подвала. За ними большая деревянная дверь закрывала вход в морозильник. К ней была прибита свиная шкура, натянутая на округлую раму, вместо глаз животного были вставлены мигающие лампочки. Перед дверью над гудящей пилой стоял мясник.
Вокруг мужчины стояли ящики, заполненные оленьими рогами.
Груз прибыл тогда, когда он занимался уборкой.
Оставив грязную работу ради этой, более прибыльной, он распиливал оленьи рога на тонкие пластины.
Стоящий рядом столик был уставлен тарелками с говяжьим жарким, печёными яблоками и пивом из Циньтао.
Закончив распиливать рог, он каждый раз вытирал руки о свой забрызганный кровью передник и делал паузу, чтобы немного перекусить.
Он как раз был занят едой, когда мясницкий секач вонзился ему в рот.
В мерцающем свете убийство казалось похожим на дёргающийся чёрно-белый фильм. По сторонам и позади мужчины стояло трое панков-азиатов. Все они были одеты в чёрные джинсы, белые, подчёркивающие мышцы, рубахи и чёрные кожаные куртки. У всех трёх в левом ухе были серьги, а на руках – татуировки. Шум их проникновения внутрь, должно быть, заглушила гудящая пила.
Секач рассёк мясника по горизонтали. Его лезвие выбило верхние зубы, рассёкло щёки и язык и затем вонзилось в позвоночник. Под волосами, торчащими на манер Вуди Вудпекера, его глаза закатились так, что остались видны только белки.
